4
Было что-то магическое в Лавилле весной. К несчастью, волшебным образом туда влекло тунеядцев и паразитов, шивиальских в особенности. На изломе Третьей луны богатые и праздные шивиальцы устремлялись на юг, и, похоже. У наихудших из них были рекомендательные письма к шивиальскому послу. Вот почему лорд и леди Хэджбери теперь развлекали барона и баронессу Голмут.
Их фамилия на самом деле звучала как «Гелмут», но должна же была чета Хэджбери о чем-то размышлять во время разговора. Если бы барон вдруг случайно забыл про это «о» в «Голмут», Агнесс сделалась бы пунцовой от злости и никогда бы ему этого не простила.
Голмуты говорили попеременно, барон подробно описал свои новые клетки для птиц, а затем пустился в пространные рассуждения о тонкостях петушиных боев. Во время обеда он был слишком занят процессом заполнения желудка дармовым угощением, чтобы вымолвить хоть слово. Но его тощая жена подхватила эстафету и стала расписывать подвиги их крайне сообразительных внуков с убийственным занудством. Агнесс, не видевшая своих собственных сообразительных внуков почти год, слушала с натянутой улыбкой. Ко второму блюду баронесса, говорившая все громче, добралась и до дворцовых сплетен, поливая людей, которых Хэджбери не знали, да и не желали знать.
Отбросив мысли о звуковых хитросплетениях фамилии своих гостей, лорд ел и пил небольшими глоточками и размышлял обо всех тех гораздо более интересных вещах, которыми мог бы заняться. Он мог бы покататься верхом на недавно купленном скакуне. Мог бы побренчать на той чудной античной лютне, купленной на прошлой неделе, или просто побродить по аллеям Лавилля, любуясь цветущими растениями и похорошевшими весной людьми.
Слуга снова наполнил кубок баронессы. (Голмуты пьют как лошади.) С каждой минутой она делалась все краснее. Голос ее напоминал звучание ржавой пилы, да и внешне из-за худобы она походила на пилу.
– Конечно же, – проскрипела баронесса, – вы слышали о дружбе его величества и леди Гвендолен?
При этом она как бы наивно захлопала ресницами.
– Мы предпочитаем не следить за скандалами, – с улыбкой произнесла Агнесс. Всякий, кто знал ее, в ужасе сбежал бы от ее улыбки.
– О! Но это и не скандал вовсе! Я имею в виду, что это просто новости, не так ли? – Смех гарпии, пожалуй, был бы приятнее ее смешка. – Человек околдован, он следует за нею как. собачка на поводке. А она… Позвольте рассказать вам о том вечере…
– Вы пробовали угрей в имбирном соусе? – спросила Агнесс, пытаясь сохранять любезность.
Баронесса, конечно, подводила разговор к вопросу о помолвке короля. Об этом было всем известно. Без помолвки вся эта не. очень приличная история о безрассудной страсти короля не стоила бы внимания – у монархов больше возможностей для флирта, чем у других мужчин, но гораздо меньше личной жизни.
Ателыар был куда более сдержанным на этот счет, чем другие, по крайней мере со времен Тенкастерского заговора. А заморская невеста придавала пикантности всей ситуации. Хэджбери были не склонны обсуждать государственные дела с поднабравшейся баронессой-сплетницей.
Чувствуя себя смертником, получившим отсрочку приговора, Линдсей появился в дверном проеме и со значением посмотрел на своего хозяина. Сэр Линдсей, первый секретарь, отличный парень лет тридцати шести, должно быть, родился во времена, когда Уатт Хэджбери был принят в Айронхолл. Получив кивок в ответ, он проскользнул к послу и стал шептать ему на ухо:
– Простите за вторжение, ваше превосходительство. Магистр Старкмур здесь и хочет поговорить с вами. Уверен, У него неотложное дело.
На самом деле не было никакого Магистра Старкмура. Но если это была просто неуклюжая попытка пошутить, то весьма кстати. Избегая взгляда Агнесс, Хэджбери пробормотал извинения и направился к двери.
– Кто? – спросил он, проходя через холл и направляясь в библиотеку.
Он знал добрую сотню Клинков, но, конечно, не всех.
– Бомон, мой господин.
– Он вернулся без подопечного? Плохо! Очень плохо!
Линдсей постучал, прежде чем открыть дверь в темную, пахнущую кожей комнату. Хэджбери обставил библиотеку массивной мебелью и использовал ее для приема посетителей. Почувствовав спазм в горле, он понял, что один из стульев превратился в трон. Юноша с соломенного цвета волосами сидел на одном из них, а рядом с ним стояли такой же светловолосый Бомон и бородач Аркелл. Все трое были в дорожных костюмах, истрепанных, но приличных.
– Позовите мою жену! И избавьтесь от этих бездельников Голмутов! Придумайте какое-нибудь извинение.
Повернувшись к молодому человеку, Бомон заговорил каким-то странным незнакомым гортанным голосом. Даже если бы Хэджбери не расслышал имени, он бы все равно знал, кто перед ним. Он низко поклонился, как принято при дворе, и преклонил колени перед своей королевой.
– Очень рада видеть вас, лорд Хэджбери. Я должна была увидеть шивиальца, который мне так понравился.
Она говорила на исилондском языке с особенным акцентом, который уловил бы каждый лавиллец.
– Но вы никогда не встретите ни одного человека, которого не очаровали бы с первого взгляда, ваше величество. Ваше присутствие украсило мой дом. Практически это посольство – часть Шивиаля, так что для меня великая честь приветствовать вас на вашей новой родине.
Ее величество была еще настоящим ребенком, но, возможно, сочетание мужского костюма и нежного личика делали ее еще более юной. Король обожал нимф.
Хэджбери встал, отошел назад, снова посмотрел на Бомона и выпалил:
– Что происходит?
Менее чем за год Бомон постарел на десять лет. Да и Аркелл… Его рассеянная улыбка усугубляла дело.
