не было тогда ни бдительных автоматчиков в количестве двух стволов, ни телекамер слежения над воротами, ни наверняка еще каких-нибудь новомодных штучек, которых Виктор пока не заметил, а был лишь бедолага сержантик вот в той будке, напоровшийся на пулю киллера…
Виктор взялся за манерную изогнутую ручку и потянул на себя: массивная дверь с витражным матовым стеклом величественно скрипнула и отворилась. Оказалось, что спрятать удостоверение он поспешил, поскольку в стеклянной кабинке перед лестницей обнаружился еще один страж — мосластый, упитанный сержант лет сорока в форме с иголочки, обстоятельно расположившийся перед экранами трех мониторов, двух телефонов и одной толстой разлинованной тетради, напоминающей гроссбух. Ни будки, ни охранника раньше тоже не наблюдалось. Да уж, насильственная смерть высокопоставленного жильца навела шухер на соседей и домоправителей, считавших свою крепость неприступной. Только вот поздновато спохватились, когда петух уже клюнул.
Пришлось показывать ксиву и этому привратнику. Но этим проверка не закончилась.
— Вы к кому? — сдвинул брови сержант. Корочка уголовного розыска на него впечатления не произвела.
— К Марьевым, — по возможности спокойно доложился Беляев.
Служака поднял трубку одного из телефонов, отстукал трехзначный номер и сообщил, глядя на Виктора:
— Ирина Владимировна, к вам посетитель. Из уголовного розыска. Лейтенант Беляков. Слушаюсь, — он положил трубку и сказал:
— Третий этаж, квартира шесть. Покажите еще раз удостоверение, пожалуйста.
В душе закипая, как чайник, Виктор опять достал ксиву. Сержант аккуратно переписал номер в тетрадь, оказавшуюся журналом регистрации посетителей, и только после этого великодушно разрешил:
— Проходите.
Виктор прикусил язык, чтобы не брякнуть: «Мой дом — моя крепость». «В конце концов, у него своя служба, у меня своя». Не торопясь, поднялся по широкой, до блеска вылизанной лестнице и ткнул в кнопку звонка справа от двери с медной табличкой «6». За дверью почти сразу же заклацал замок, и перед Беляковым предстала безутешная вдова…
Да, кроме шуток, похоже, действительно безутешная — до сих пор. Никакой косметики, под глазами круги, брови изогнуты в обреченной безысходности. В безысходной обреченности. Платиново-белые волосы были темными у корней, а над ухом вдовы Виктор приметил седую незакрашенную прядку. Выглядела Марьева лет на десять старше своих тридцати пяти. Неизвестно, как насчет любимого мужа и отца, но уж кормильца-поильца семейство Марьевых лишилось — это точно.
— Здравствуйте, я из уголовного розыска, — представился Виктор, решив в четвертый раз удостоверение не доставать. — Оперуполномоченный Беляков. Мне необходимо задать несколько вопросов…
— Проходите, — Ирина Владимировна отступила в глубь прихожей, пропуская гостя. Голос у нее был низкий, грудной, с легкой хрипотцой. Равнодушный.
Хоромы семьи Марьевых нельзя было назвать роскошными, однако квартирка впечатление производила ухоженной и небедной. Пять комнат, не банальный евростандарт, но — драпировки на стенах, ковры на полу, на изящных подставочках антикварные штуковины — что отнюдь не диссонировало с неохватным телевизором на автоматически поворачивающейся подставке, с черным лоснящимся музыкальным центром чуть ли не в половину человеческого роста и прочими обязательными атрибутами преуспевающей семьи. Виктору были выданы домашние тапочки с изогнутыми по-восточному носами, и они прошли на кухню.
— Чай? Кофе? — Кофе, если можно.
«Опухну я от этого кофе когда-нибудь», — подумал Виктор.
Марьева включила кофеварку и села напротив.
Нервно стянула воротник бордового халата на шее.
Халат был под цвет обоев.
— Есть новости? — поинтересовалась она бесцветным голосом.
— Следствие ведется, — туманно ответил Виктор.
— Ведется… — невесело усмехнулась вдова. — Значит, нет новостей. Вы их не найдете, да?
— Ну почему же, отрабатываются версии…
— Вы о чем-то хотели спросить? — перебила Марьева.
— Скорее просто побеседовать. Неофициально, без протокола, если позволите… Вы сейчас одна — Алена у себя в комнате. Больше никого.
— У вас же, кажется, еще домработница была.
— Уже нет. Пришлось расстаться, сами понимаете… Теперь все на мне, ее веки набухли слезами, но тут очень кстати мелодичным треньком кофеварка сообщила, что кофе готов.
Ирина Владимировна наполнила белые толстостенные чашечки Виктору и себе, пододвинула сахар.
— Друзья помогают? — подпустив в голос побольше участия, поинтересовался опер и подул на кофе.
— Какие друзья, — поморщилась Марьева. — Были партнеры, коллеги, сослуживцы. А теперь мы никому не нужны.
— Что ж, у Сергея Геннадьевича не было настоящих друзей?
Марьева зябко поежилась и принялась мешать ложкой кофе.
— При его загруженности времени на дружбу не оставалось. Нет, ну звонят иногда, интересуются, спрашивают, чем помочь…
«Кто конкретно звонит?» — едва не спросил Виктор, но вовремя сдержался. Рано.
Нет, не была Марьева в курсе мужниных делишек. То есть женским чутьем она, разумеется, понимала, что такие деньги и такие должности исключительно честным путем не зарабатываются, но мудро в этот огород не совалась, а жаль. Может, и помогла бы в чем-нибудь. Остается дочка.
— Ирина Владимировна, если позволите, я бы хотел поговорить заодно и с вашей дочерью.
— С Аленой? — подняла глаза Марьева. — Зачем?
— Ну, вам же известно, что дети гораздо наблюдательнее, чем нам кажется. Возможно, она слышала, как Сергей Геннадьевич разговаривал с кем-то по телефону или еще что-нибудь. — Тут Виктор ступил на тонкий лед: догадывалась ли Ирина о чувствах мужа к ее дочери? И осторожно добавил:
— Вы, кажется, говорили следователю, что они были в теплых отношениях?
— Да. Сережа был очень привязан к Алене, буквально с первого дня, как к родной дочери. Да и девочка, кажется, полюбила его… Без скандалов, конечно, не обходилось — знаете, в таком возрасте все дети считают себя центром земли и во всем правыми…
Виктор перевел дух — не догадывалась! — и продолжал наступление:
— Вот видите. Может быть, он обмолвился случайно Алене о чем-то таком, чего не знали вы. Какой- нибудь пустяк, который, однако, сможет добавить нелишний штришок.
— Ну, не знаю… Допрашивать девушку, когда она едва оправилась от потери…
— Помилуйте, никаких допросов! — Виктор был само обаяние. — Мы же просто беседуем!
— Знаю я эти беседы… — вздохнула Ирина Владимировна и поднялась, выглянула в коридор. — Алена! Выйди на минутку!
— Ну че, мам? — донеслось откуда-то из глубины квартиры. — Я же собираюсь!
— Выйди, пожалуйста! — немного повысила голос Ирина Владимировна.
— Щас… — бросила недовольно.
— Я с самого начала была против, чтобы Сережа совался в политику, вернулась на свое место Марьева. — Как чувствовала…
— Да, жизнь наша паршивая, — поддакнул, вздохнув, Виктор. Беспредел… — И отхлебнул кофе. Как в присутствии матери говорить с Марьевой-младшей, он пока представлял себе смутно.
А как бы действовала на его месте Гюрза? Дала бы поиграться пистолетом? Начала бы с обсуждения шмоток?..
