Они отошли по набережной от общей группы.
— Я тебя поздравлять не буду, рано. Поглядим, что экспертиза покажет. Но начальник убойного уверен, что баллистики подтвердят стрельбу по Марьеву из этой «пушки». У него нюх, и носом своим он чует, что ты согласишься.
— На что? — не понял Виктор.
Василий Данилович замолчал, подошел к перилам, положил на чугунную ограду набережной короткую и широкую ладонь в перчатке. Кожа перчатки вся была в мелких трещинках.
— На что? — переспросил Григориев. — На перевод на Литейный, к нему в убойный. Тут думать нечего, Виктор. Когда еще у нас какого-нибудь бугра завалят, а ты раскроешь. Расти надо. Да и нам свой человек в Управе не помешает.
— Да я… — начал было Виктор что-то вроде оправдания, но начальник перебил его:
— Тут все ясно, ты мне вот что скажи. Вы с Гюрзой заказчика вычислили? — И старший, дожидаясь ответа, заглянул младшему в глаза.
— Нет, — с запинкой откликнулся Беляков.
— Понятно, знаешь. А трогать его нельзя?
Беляков отрицательно покачал головой.
— А мне, что это за фрукт, не скажешь?
Виктор вновь мотнул головой.
— Так я и думал, что признанки твоего «мокрушника» про заказы по телефону и деньги в камере хранения, — чистая липа. Чем ты его так напугал, интересно? Ну, знаю, знаю, секрет мастерства.
Ты мне лучше ответь, ты-то уйдешь от нас, а нам на нашей «земле» эти твои заказчики «глухарей» не наделают, а?
— Уверен, что нет. Они — нет.
— Добро бы так, — подполковник поджал губы, задумавшись о чем-то своем.
Из зевак по окончании бесплатного представления (они, наверное, рассчитывали-то на большее, на труп как минимум) остался один, напоминающий замученного сессией студента. Он вдруг подошел к Григорцеву и Белякову.
— Извините, вы не помните меня? — Он смотрел на подполковника. — Я с вами однажды, полгода назад примерно, делал интервью.
— Э-э, журналист, — узнал Василий Данилович. — Не помню только, какой газеты.
— «Невского времени», — не без гордости напомнил подошедший. Милларионов. Это псевдоним. Я вам звонил сегодня утром, вы сказали, что мы сможем поговорить здесь. По делу депутата Марьева.
— Ах да. Ну что ж, можете написать, что следствие располагает подозреваемым, что вы лично присутствовали при следственном эксперименте, который подтвердил версию следствия. Если вы позвоните мне завтра утром, то, может быть, я смогу сообщить еще кое-что. Например, является ли обнаруженное оружие орудием преступления. Если да, то, сами понимаете, скоро дело будет передано в суд. Что еще?
— Только исполнитель?
— Да.
— А на заказчика выйти не удастся?
— Будет трудно.
— Может быть, вы хотите, чтобы, кроме успешной работы вашего отделения, кто-то был отмечен в статье особо, названы чьи-то фамилии?
— Хотим мы? — Григориев, хитро прищурившись под очками, смотрел на подчиненного.
— Без комментариев, — сказал Виктор.
Василий Данилович выпил больше обычного и, соответственно, задержался дольше за общим столом, чем было у них принято на общих с начальством застольях. «Распития в законе», называли их оперативники.
Сегодняшний повод можно было приравнять к большим праздникам. Тем более поводов было несколько. Первый: баллистическая экспертиза установила, что выловленный в Фонтанке ствол — один из тех двух, что использовались в покушении на Марьева. А это означало — человек по фамилии Вайгалов, который показал, где находится пистолет, и есть убийца. Дело раскрыто, и какое! Отделение разом оказывалось на хорошем счету. Григорцеву, под личным руководством которого проходила операция, намекнули, что он может уже заказывать себе полковничьи погоны.
А Виктор Беляков уходил на Литейный, уже дал согласие, его забрал себе убойный отдел. Это второй повод для капитального возлияния — отвальная (хотя Ермолаев настаивал, что сегодня лишь репетиция отвальной, что не надо смешивать поводы в одном стакане, но под суровым взглядом начальника осекся). Да, недолго оставалось Виктору топтать районную «землю», как и ходить в лейтенантах. От начальника отделения не требовалось больше, чем присутствие, но Григориев еще и «выкатил» четыре двухлитровые «бомбы» кока-колы.
«Данилыч по ларькам прогулялся, дань собрал», — сострил Ермолаев и едва успел увернуться от подзатыльника Григорцева. Все остальные поучаствовали в складчине на закусон. Засели в комнате Ермолаева-Орлова-Белякова. Кроме законных обитателей кабинета и Григорцева, присутствовали еще два опера уголовного розыска. Сдвинули столы, убрали с них лишнее, постелили ведомственную многотиражку «Щит и меч». Сидели хорошо, душевно. Вот Василий Данилович и не только задержался, выпив больше обычного, но его еще и потянуло на воспоминания об историях менее героического характера, чем обычно.
— Помню, раньше гуляли так гуляли. — Подполковник замолчал, явно обдумывая, правильно ли будет в воспитательном отношении продолжать о былых временах. Но алкоголь разрушает воспитательные запреты. — Такие, помню, салюты устраивали. Вываливали из отделения — давай палить из табельного. Вокруг в домах все уже знали — менты гуляют, никто «02» не набирал, милицию на милицию не вызывал. Стресс снимало капитально. Ермолаев! — Григориев сдвинул брови, устремил взгляд на молчащего Ермолаева. — Смотри у меня!
— Да я что? Я ничего. Разливаю вот. — И чтобы снять с себя подозрения, опер Ермолаев потянулся к литрухе «Спецназа».
Выпили по новой.
— Или твоя Гюрза, — прожевав колбасу, снова заговорил начальник отделения, когда они выпили еще по одной, — тоже умела погулять. Ха! Ребята рассказывали… с Ленинского района ребята… Шепелева знаете? Вот! Вот они с Гюрзой приехали к ней домой после удачного задержания. Взяли они, кажется, группу сбытчиков и изъяли полно наркоты, ну и «заквасили» на радостях. Куролесили, колесили по городу и очутились у Гюрзы дома. Она жила тогда в коммуналке. Продолжили там. Говорят, Гюрза в этот вечер под этим делом особенно озлобилась на коммунальный быт и предложила устроить в комнате тир. Сначала позвонили в отделение, мол, не приезжайте, если что, по такому-то адресу. Потом постреляли по бутылкам. Потом бутылки кончились. И тогда Гюрза поставила себе на голову кофейную чашку да давай подзуживать оперов, не попадете, мол, слабо. Ну, два оперативника расстреляли чашку… Не промахнулись… Во дает баба, да? Эх, это все от нервов на нашей работе… — Григориев замолчал, погрузившись в задумчивость. Потом сказал:
— Давно это было… — И сам себя этими словами вверг в состояние грусти, которая не развеялась даже очередной стопочкой «Спецназа».
Может, по этой причине начальник отделения вскоре покинул своих подчиненных, предупредив их с порога:
— Если кто завтра поутру похмеляться будет…
Или это… Разить от кого, как из бочки… Глядите!
Ермолаев! Смотри у меня!
И ушел. А «Спецназ» остался в достаточных количествах. После ухода начальника паузы между приемами внутрь стали значительно короче.
— Витя, — Ермолаев положил Белякову руку на плечо и заговорщически склонился к нему, — ну как, ты с ней перепихнулся?
— Что? — не понял Беляков.
