сотрудника газеты интересы корпорации должны быть превыше всего. Личные амбиции ты можешь держать дома, на диване, – пророкотала Марина Егоровна.
Она уже освоила командную роль. Надсмотрщица держалась передо мной как настоящий ефрейтор, будто вела строем роту. Она и повела меня по кругу, огибая норки и ниши с согбенными фигурами тех самых сотрудников, которые ценят интересы газеты превыше личных амбиций.
Зимин стоял в глубине кабинета. Он держал в руках какие-то бумаги, окидывая цепким взглядом близлежащие окрестности. Зимин сразу увидел меня, едва я вошла. Он почувствовал мое сердце, ощутил мой бешено бьющийся пульс. Олег Александрович бросил бумаги на стол и направился ко мне, забыв, что он не один в кабинете, на стульях, стоявших полукругом вокруг стола, сидели какие-то люди. Много людей, слишком много. Мужчины и женщины вперемежку. Двадцать пять пар любопытных глаз. Кажется, сегодня в редакции день правления. А Олег Александрович Зимин – его неизменный председатель.
– Даша-Даша, радость наша, – фальшиво пропел Зимин, – где же ваш материал? Я хочу взглянуть на него.
– Олег Александрович, «цигель-цигель», – забеспокоились вдогонку брошенные люди. Они застучали деревянными пальцами по циферблатам, намекая на уходящее в безвозвратность время. Генеральный не имеет морального права тратить драгоценные минуты на обучение юного стажера.
– Да сейчас я, подождите минутку, у меня важное дело, – отмахнулся от них Зимин.
А юный практикант держал в руках скомканные листочки – путевые заметки, записки, отрывочные сведения, проездной билет. Растрепанный букет путевых впечатлений. Больше всех в этом соцветии выделялся железнодорожный билет. Валюшка по дружбе выдала мне старый изъезженный купон, по нему явно проехалось не менее десятка безбилетных пассажиров. Олег Александрович ничего не понял. Он помотал головой, изгоняя из нее правленческие заботы.
– И это все? – изумился Зимин.
– Все, – сказала я, окунаясь всем телом в пылающее сердце возлюбленного.
У меня даже дух захватило от изнурительного пекла. Какая одуряющая жара, наверное, нелегко живется ему в реальном мире с доменной печью внутри.
– Понима-аю-ю, – растерянно протянул Зимин, – вы хотите сказать, что весь материал у вас в голове?
– Почти, – пролепетала я.
– Почему – почти? – он схватил меня за плечи и тряхнул, но нежно тряхнул, любя, едва прикоснувшись – тут же убрал руки, но не лишил себя возможности осторожно притронуться к моей щеке.
Нежно притронулся, будто погладил. От неожиданной ласки в моей голове все завертелось, закружилось, пошло кругами. Там больше ничего не было. Лишь одна любовь. Еще круги. Жар. И все. Больше ничего в ней не было.
– Даша, вам нужно сделать статью, вы это понимаете? – сказал Зимин.
– Понимаю, я сделаю статью, Олег Александрович, – в эту минуту моя готовность влезть на Джомолонгму в летних сандалиях была неодолимой.
Я могла прыгнуть в пропасть, улететь в космос, лишь бы доказать Зимину собственную значимость. Я уже знала, что сделаю статью. И она займет первое место в рейтинге. Он ушел, плотно прикрыв за собой дверь. А Марина Егоровна вспотела еще больше. От великого напряжения, видимо. По ее лицу катились крупные капли пота, они были похожи на спелые сочные виноградины. Секретарша сидела за столом как истукан. Она молчала, не зная, как отреагировать на произошедшее событие, ведь Зимин никогда не позволял себе вольного обращения с сотрудницами. Даже с секретаршами. Я гордо удалилась из высокой обители. Моя неправильная подруга Сонька бездарно проиграла решающий раунд. Она сплела за моей спиной кустистые интриги, чтобы стать вторым автором. Хитрая плутовка понимала, что на халявном крокодиле можно сделать имя, не отходя от монитора. Не было никакой необходимости ездить в трясучих маршрутках, отплевываться от змеиного дыхания, изводиться страхом, ворочаясь на продавленном диване в незнакомой квартире Вовика. Села и за одну секунду сбацала статью, получила гонорар и премиальные. С одного выстрела – в яблочко. Палец о палец не ударив – только по клавишам. Моя решимость вдруг сконцентрировалась до пределов пули. С интригами покончено, Соня осталась в стороне, Зимин помог мне отодвинуть заботливую подругу на задний план. Теперь настала моя очередь для бенефиса. Олег должен увидеть мою работу первым, остальные подождут. Я уселась перед монитором. В душе еще танцевали отголоски счастья. Ощущения бурлили, вспенивались, выбрасывая на поверхность ракушки с жемчужными зернами. Я отбросила прочь сомнения и страхи. Мои пальцы колдовали над клавиатурой, они летали, не останавливаясь, и мне казалось, что в редакционном зале звучит волшебный ноктюрн. Звуки набирали силу, они улетали наверх, под потолок, искали выхода во всех углах, пробиваясь наружу. Моя любовь произросла из сказочных сновидений, а фантастические ноты подсказывала сама жизнь. В моей статье Катя превратилась в одинокую заблудшую женщину, а крокодил Гришка – в галантного рыцаря. И не было в моей истории места тривиальному людоедству.
Когда статья была готова, я отнесла ее Марине Егоровне. Я действовала согласно инструкции, передав готовую продукцию соответствующей инстанции. Егоровна злобно фыркнула, забрала листы и молча удалилась. Она была уверена, что я побегу к Зимину, ведь так поступают все новоявленные фаворитки. Но я действовала вопреки принятым нормам. И время пошло. Ноль, один, два, три, пуск! Но звездного запуска почему-то не последовало. Вместо него к моей норке на всех парах подлетела Лариса Петровна. В отличие от Егоровны Лариса Петровна никогда не потеет и не бледнеет, даже не покрывается испариной, она всегда при полном параде – у нее строгое, бесстрастное лицо, холеная шея, прямая осанка. В общем и целом, Лариса Петровна – чистокровная английская леди российского разлива.
– Даша, вы должны переделать статью, – резким тоном сказала она.
Слова громко стукнулись о перегородку, будто Лариса Петровна в мою норку камень бросила. Возможно, Лариса Петровна была права, возможно. Но я писала свою статью, изнывая от всепоглощающего чувства любви. И мне уже не вернуть этого состояния. Не спорю, статья станет другой, если я перепишу текст. Ведь я тоже стала другая. Я повзрослела за эти полчаса. Мне стали понятны мои чувства, чувства Кати, Олега, других людей, но мои внутренние изменения остались незамеченными начальством. Лариса Петровна резко дернула меня за рукав. Нервничает женщина, сердится. И на меня сердится, и на Зимина, а заодно на весь мир, только себя ни в чем не винит. Такие, как она, всегда правы.
– Соня вам поможет, – сказала Лариса Петровна, кивнув на соседнюю нишу.
Сонька мгновенно высунулась из дырки. Ушлая мармазетка превратилась в ловкую мышку, ведь в зале запахло чужим сыром. И его можно удачно слямзить под сурдинку.
– Ларис Петровна, что надо сделать? – с готовностью выступила вперед Сонька.
– Помогите Даше переделать статью, – подтвердила свои указания Лариса Петровна.
– Соня, занимайся своим делом, а я сама справлюсь. Вы ведь внесли замечания, Лариса Петровна? Будьте добры, отдайте мне текст, я все исправлю.
Но я уже видела, что никаких исправлений в текст не было внесено. Все дело в принципе. Лариса Петровна стремилась доказать всему миру, кто есть кто в ближайших окрестностях. Изначально она решила, что статью про крокодила будут писать два корреспондента – Дарья и Софья. Значит, мы должны писать вдвоем. Не один, не трое и не четверо. Двое. И точка! И впрямь, плетью обуха не перешибешь. Кажется, так говорят в народе. Но во мне бурлила обида, она больно хлестала меня по внутренностям, заставляя совершать неадекватные поступки.
При поступлении на работу я подписала договор. По одному из пунктов этого важного документа я обязана безоговорочно подчиняться Ларисе Петровне и Марине Егоровне. Дальше – как получится. Но эти ужасные женщины – мои непосредственные начальницы. Сейчас я шла в бой с открытым забралом. Мне не хотелось уходить на запасные позиции. Я сделала свою работу. И хорошо сделала. Мое мнение может быть ошибочным, но это мое мнение. Оно досталось мне нелегко. Внезапно зазвонил мобильный, вырывая меня из бойцовского состояния. Источник беспокойства, разумеется, валялся на дне сумки. Пока я рылась в недрах вместительного кофра, телефон замолчал. Я не опознала мигающий на экране номер. Все, экран погас, вместе с ним потухло мое упорство. Я не буду отстаивать свое мнение. Меня могут спокойно выпереть из редакции за несоблюдение основного пункта договора. Многих уже выпроводили за ворота корпорации по этому пункту. А у меня родители-пенсионеры. Я снимаю комнату на Петроградке, а за нее еженедельно
