усугубилось с переходом к оборонительной тактике войны. Он неделями не подпускал к себе генералов, которые настойчиво уговаривали его сдать позиции, которые уже невозможно было защищать, как, например, в 1943 г. на Донце и в 1944 г. на Днепровской дуге. Предположение Манштейна, что он в принципе опасался излишнего риска, так как не имел достаточного военного образования, представляется несостоятельным. Такие сомнения в собственной непогрешимости не были свойственны Гитлеру, который был твердо убежден, что в состоянии сделать все и даже навязать свою волю врагу. Он хорошо осознавал, что он делает и какие приказы отдает. Так, например, 2 июня 1942 г., прочитав сообщения советской прессы о боях южнее Харькова, он заявил, что русские скрывают свое поражение и не находят в себе мужества «немедленно прекратить операцию, которая уже не обещает успеха». Начиная с 1942 г. Гитлер избегал военного риска и его приказы вследствие подозрительности и неверия в собственную победу сводились к мелким вопросам на уровне полкового командира. Любой полководец и государственный деятель, руководствуясь соображениями морали, должен был бы в такой ситуации прекратить войну. Гитлер не сделал этого, так как хотел жить. Можно только предполагать, какие решения он как стратег и политический руководитель мог и должен был бы принять, поняв, что война проиграна. Мы не можем дать ответов на вопросы, не лучше ли было бы, например, перебросить на восток войска, вооружение и боеприпасы, задействованные в ходе арденнского наступления, и не стоило ли бы отказаться от немецкого наступления на озере Балатон в Венгрии, где были растрачены последние оперативные танковые резервы, которые можно было использовать впоследствии для защиты рейха.
Во время польской кампании с 3 сентября 1939 г.:
«Специальный поезд фюрера» (рабочий и жилой вагон для Гитлера, по одному вагону с зенитными установками в голове и хвосте поезда, несколько вагонов со средствами связи, а также вагон-ресторан и спальные вагоны для штабных работников).
Отель «Казино» в Сопоте.
16 сентября 1939 г.:
Возвращение в Берлин.
Западный поход (Франция):
С 10 мая 1940 г. — «Фельзеннест» («Гнездо в скалах») в Родерте. С 4 июня 1940 г. — «Вольфсшлухт» («Волчье ущелье») в Брюли-де-Пеш. Гитлер живет в бараке, его штаб размещается в школе и доме священника. С 25 июня 1940 г. — «Танненберг» на горе Книбис в Шварцвальде. По словам секретарши Гитлера Кристы Шредер, там было «несколько маленьких сырых бункеров, в которых практически невозможно было жить».
Поход на Югославию и Грецию (апрель 1941 г.):
«Специальный поезд фюрера» в Менихкирхене.
7 июля 1940 г.:
Возвращение в Берлин.
Поход против Советского Союза:
С 24.6.1941 г. — «Вольфсшанце» в Растенбурге в Восточной Пруссии. Надземные бетонные бункеры и несколько деревянных бараков. По словам генерал-полковника Йодля, это было «…нечто среднее между монастырем и концлагерем». С июля по октябрь 1942 г. и с февраля по март 1943 г. — «Вервольф» («Оборотень») в Виннице на Украине. Два бетонных бункера, блокгаузы и бараки в редком лесу.
С октября 1942 г.:
«Вольфсшанце», «Бергхоф» (личное владение Гитлера с 20-х годов, после 1933 г. было расширено за счет «Фонда Адольфа Гитлера») в Оберзальцберге под Берхтес-гаденом, а также замок Клесхайм под Зальцбургом.
С 20 ноября по 10 декабря 1944 г.:
Рейхсканцелярия в Берлине (в 1943 г. в саду рейхсканцелярии был построен бункер для фюрера). По словам секретарши Гитлера Кристы Шредер, «Гитлер жил в очень маленькой комнате, где помещался только небольшой письменный стол, узкий диван, стол и три кресла. Комната была холодной и неуютной. Дверь слева вела в ванную, а справа — в очень тесную спальню».
Декабрь 1944 — январь 1945 гг. (наступление в Арденнах):
«Адлерхорст» («Орлиное гнездо») — перестроенное в 1939 г. под ставку фюрера поместье Гутсхоф в Цигенберге в горах Таунус.
С 16 января 1945 г.:
Рейхсканцелярия в Берлине (бункер фюрера до дня самоубийства: в саду рейхсканцелярии).
В 1943 г. Гитлер еще менее был в состоянии, чем в 1942-м, использовать завоеванное на востоке пространство в качестве базы для того, чтобы в ходе оборонительных боев добиться ничейного результата в войне, что многие немецкие генералы в то время считали еще возможным. [389] Гитлер знает, что это иллюзия, так как прекрасно осознает, что война уже проиграна. Но его тактика строится на внушении уверенности в окружающих, чтобы они были готовы пожертвовать жизнью за его убеждения, сознавая, что делают великое дело. Уже в середине февраля 1945 г. он пытается после авиационного налета на Берлин убедить своего бывшего врача Гизинга, что наверняка одержит победу в войне. В его указаниях, предназначенных для узкого круга лиц, явно заметно расхождение между пониманием ситуации и надеждой. Так, например, 3 ноября 1943 г. он констатировал: «Жестокая и связанная с большими потерями борьба против большевизма за последние два с половиной года потребовала участия больших военных сил и исключительных усилий… Опасность на востоке осталась, но еще большая вырисовывается на западе: опасность англосаксонского вторжения!» Гитлер знает, что война продлится недолго, если не удастся предотвратить массированной высадки западных стран. «Если врагу удастся… вторгнуться на широком фронте в наши порядки, — предвещает он, — то последствия этого проявятся уже в ближайшем времени». Варлимонт вспоминает, что в конце 1943 г. частенько слышал из уст Гитлера, что война будет проиграна, если вторжение союзников увенчается успехом. Гитлер скептически относится даже к своим успехам на востоке. Генералы, к которым он до сих пор относился как к простым рядовым в казарме, на этот раз проявляют себя как неплохие военачальники, если речь идет о тактических и оперативных вопросах, но они мало смыслят в военной экономике и в вопросах внешней политики, которые Гитлер должен учитывать в своих решениях. Кроме того, они уже упустили момент, чтобы завоевать в глазах своего верховного главнокомандующего то положение, которым постоянно пользовались их англосаксонские коллеги. «Мое влияние на фюрера, — признавался, например, Йодль на заседании военного трибунала в Нюрнберге, — было далеко не таким сильным, как это можно было предположить и как должно было бы быть в соответствии с занимаемым мною постом». А Кейтель рассказывал о Гитлере, что уже «начиная с 1938 г. ни одно важное решение не было принято им коллегиально или в результате обсуждения», а всегда выражалось только в форме «отдания приказа». В 1943, 1944 и даже в 1945 гг. Гитлер еще настолько силен, что военные лишь исподтишка решаются саботировать его приказы или использовать свои знания на собственное благо, как, например, министр вооружений Альберт Шпеер незадолго до краха рейха.
Если Гитлер порой и шел на уступки, как, например, по отношению к Вильгельму Листу, Гудериану или Манштейну, то он, как и прежде, начиная еще с норвежской кампании, в принципе отказывался признавать своих военных советников, а если и делал такой широкий жест, то исключительно по собственной прихоти.[390]
Окруженная 1 ноября 1943 г. в Крыму 17-я армия под давлением советских войск вынуждена очистить
