этом знает даже граф Чиано, которого в апреле проинформировали о готовности Гиммлера к компромиссному миру. В октябре 1942 г., когда страдающий от головных болей Гитлер лечит грипп и готовится к возвращению из Винницы в Восточную Пруссию, сотрудники гестапо, которым Гиммлер поручил в период отсутствия фюрера в Германии (с марта по октябрь) заняться исследованиями его происхождения, докладывают, что не нашли ничего заслуживающего внимания. Гиммлер запирает ничего не значащие «результаты исследований» своих ищеек из СС в сейф и тут же предпринимает следующий шаг. Он поручает людям из гестапо собрать весь материал о болезнях Гитлера, который только удастся отыскать. Его личный «врач», массажист Феликс Кер-стен утверждает, что узнал от Гиммлера в 1942 г., будто у того есть досье на 26 страницах, которое доказывает, что Гитлер болел сифилисом и что ему угрожал прогрессирующий паралич. Если такое «досье» действительно существовало, то это было не более чем собрание фантастических измышлений, на которые клюнул введенный в заблуждение Гиммлер.[283] Можно с уверенностью утверждать, что у Гитлера никогда не было сифилиса и он никогда не страдал прогрессирующим параличом.
С течением времени Гитлер начинает разбираться в лекарствах и тонкостях заболеваний не хуже, чем его врач. Время от времени он пытается посадить Мореля в лужу, что ему порой удается ввиду плохой памяти врача. Тот не всегда в состоянии ответить на вопросы, которые то и дело задает недоверчивый Гитлер. Хотя фюрер и выполняет указания своего врача, который к этому времени уже становится вполне влиятельным человеком и в конце концов приобретает в собственность несколько фармацевтических предприятий, но он принимает прописанные медикаменты, как правило, только тогда, когда точно знает, какое влияние они оказывают. «Однажды, — как сообщает Кри-ста Шредер, — Морель воскликнул: 'Мой фюрер, я же взял на себя ответственность за ваше здоровье. Что будет, если с вами что-нибудь случится?' Гитлер пронзил его взглядом, в котором горел демонический блеск. Подчеркивая каждое слово, каждый слог, он ответил: 'Морель, если со мной что-нибудь случится, то ваша жизнь ничего не будет стоить!' Несмотря на все старания Мореля, Гитлер был убежден, что лишь он сам может распоряжаться своим здоровьем.
Когда Гитлер в марте 1943 г., за несколько недель до капитуляции в Тунисе (15 мая), возвращается из Винницы в Восточную Пруссию, он выглядит стариком. Для возбуждения аппетита, снятия усталости и повышения сопротивляемости организма он дважды в день (с 1942 по 1944) принимает таблетки витаминов А и D и содержащий глюкозу интелан, а для восполнения содержания фосфора и стимуляции гладких мышц — тонофосфан (натриевую соль диметиламинометил-фенилфосфиновой кислоты), а также антигазовые пилюли Кестера и мутафлор, который в 1943 г. заменяется на препарат колигамма. Дополнительно Гитлер принимает для стимуляции пищеварения (с 1939 по 1944) эвфлат, для снятия депрессивного состояния дважды в день (в 1943) по две ампулы простакрина, представлявшего собой экстракт из семенников и предстательной железы, а с 1938 г. (по 1944) в сочетании с другими лекарствами через день витамультин с кальцием (по 4,4 см3 внутримышечно).
С конца 1942 г. Гитлер не принимает никаких стратегических решений. [284] В создании военных планов он участвует лишь эпизодически. Утверждение генерала Варлимонта, что «не могло даже идти речи о внезапном снижении уровня руководства» Гитлера, не подтверждается фактами. Начиная с 1942 г. Гитлер опасается военного риска и боится осуществлять оперативное руководство войсками. Он отказывается добровольно отдавать захваченные территории что, исходя из ситуации, сложившейся к 1943 г., было порой необходимо. Он не берет на себя смелость оголять второстепенные театры военных действий и фронты в пользу решающих участков фронта и оттягивает принятие неприятных решений до последней возможности, хотя обстановкатребует быстрого реагирования. Если в 1935 г. он спешил, проявлял настойчивость, то теперь чрезмерно осторожничает, проявляет старческое упрямство. Единственным принципом военного руководства он, как и Сталин в 1941 г. под Москвой, объявляет защиту любой ценой каждого квадратного метра территории. Если Сталин в 1942 г. отказался от своей тактики, которая чуть было не стала роковой для Советского Союза, то Гитлер, становясь все подозрительнее, придерживается ее, несмотря на весь опыт. С какой бы стороны к нему ни поступали предложения, он рассматривает их не как помощь и поддержку, а как попытку поставить его в зависимое положение. От его все более заметной недоверчивости, все более частых припадков ярости и агрессивного упрямства пострадало множество военных. В их числе все командующие сухопутными войсками: фон Хаммерштайн, фон Фрич, и фон Браухич; все начальники Генерального штаба сухопутных войск: Бек,[285] Гальдер, Цайцлер[286] и Гудериан;[287] 11 из 18 фельдмаршалов;[288] 21 из 37 генерал-полковников[289] и (кроме Шернера) все командующие группы армий «Север» в результате Восточного похода: фон Лееб,[290] фон Кюхлер, Линдеман, и Фриснер. [291]
Начиная с февраля 1944 г. Гитлер жалуется на внезапное ухудшение зрения правым глазом. Он рассказывает, что почувствовал острую боль и затем в течение примерно двух недель видел все будто сквозь туман. Морель связывается с директором берлинской университетской клиники офтальмологом Вальтером Леляйном, который проводит обследование Гитлера. Он обнаруживает кровоизлияние в глаз и его значительное помутнение, однако в ходе обследования глазного дна констатирует, чтоникаких болезненных изменений не имеется. Это означает, что высокое давление крови у Гитлера не носит патологического характера. Леляйн рекомендует облучение глаза и прописывает гоматропин для правого и веритол для левого глаза. После подробного обсуждения с Морелем он рекомендует беречь Гитлера от волнений и склонить его к чтению перед сном легкой литературы (что было нереально с учетом состояния на фронтах).
Хотя Леляйн и выписывает Гитлеру новые очки, он «по психологическим соображениям» придерживается мнения, что дальнейшие обследования глаз следует прекратить. Он всего лишь выражает пожелание через 6–8 недель еще раз взглянуть на правый глаз. Новые очки имели двойные стекла с различными диоптриями, что было в то время редкостью. В верхней части у Гитлера на левом глазу простое стекло, а на правом +1,5 диоптрии, в нижней части (для чтения) слева +3,0, а справа +4,0 диоптрии, что вполне нормально для его возраста. Чтобы не носить постоянно очки, он пользуется большой лупой, которая позволяет ему при чтении карт и текстов одновременно охватывать взглядом общую картину.
То, что Гитлер был «почти слепой» на правый глаз, как утверждает, например, Дэвид Ирвинг, является измышлением. Гитлер очень плохо видел лишь в течение нескольких недель с середины февраля 1944 г., да и то это касалось только правого глаза.
Внезапное ухудшение зрения правым глазом имеет серьезные психологические последствия. Недоверчивость Гитлера, которая была существенной чертой его характера, приобретает в это время прямо-таки пугающие формы. Резкие необоснованные обвинения шокируют не только деликатных дипломатов. Так, например, в марте 1944 г. он осыпал упреками венгерского регента Хорти, договорившись даже до того, что венгерское правительство ведет переговоры с англосаксами и русскими. В невротическом запале Гитлер не контролирует свои критические высказывания. Не слишком понятная позиция венгерского правительства и высших органов военного управления в то время не давала поводов для таких грубых нападок, нанесших политический вред, хотя боевая готовность венгерских войск и была сомнительной. Дипломатический совет врача Леляйна снисходительно отнестись к фюреру «по психологическим причинам» был не просто формулой вежливости.
К этому времени все, кто имеет возможность видеть, как фюрер стоит или ходит, уже замечают его искривленный позвоночник. Правда, Морель после смерти Гитлера утверждал, чтоу Гитлера отсутствовала чувствительность в области спины и таза, но военные, окружавшие своего верховного главнокомандующего, не могли догадываться об этом, к тому же большинство из них имели возможность видеться с ним лишь в течение короткого времени, учитывая недоверие Гитлера к специалистам.
Пока Гитлер, верящий лишь в то, что способен увидеть собственными глазами, страдает от ухудшения зрения правым глазом и тем самым теряет часть способности контролировать себя,[292] на востоке наступает расплата за его манеру ведения войны, ориентированную только на оборону. Предложения генералитета, направленные на предотвращение угрозы, он отметает, упрямо настаивая на своем способе ведения боевых действий, к которому он привык после Сталинграда, приказывает держать находящийся в опасности фронт на Днестре и обосновывает свой отказ
