Дайте мне миску молочной каши,
мне десять лет, я выживу!
Луна
Хвостом заметая след, убежал мой брат,
Луна как бельмо старухи в морщинах туч,
Облизывают угли языки костра
И плач серебра струны под рукою жгуч.
Играет с травою ветер. Заснули псы.
В лесу раздаётся кличем свободы вой.
Текут между струн тягуче, как мёд, часы.
Мой брат не вернулся — значит, мне быть вдовой...
Птица
Русла мои пусты, и ветви голы.
Мысли мои — лишь пыль на теле камня.
Кто говорит — остыл запал глагола?
Разве? Когда он был? Вчера? Как странно.
Клетка моих костей — гробница птицы.
Руки моихплечей глухи и сонны.
Кто говорит —бледней на стёклах лица?
Сколько прошло ночей? А лет? Не помню.
Губы мои тверды и не-разлучны.
Тьму исцарапали в зуд мои ресницы.
Кто говорит — следы мои зыбучи?
Лучше откройте грудь. Смотрите —
птица.
Дочки-матери
Она не любила моё лицо, волосы, взгляды, походку,
всякое лично моё словцо, портретное сходство с тёткой,
мои привычки, жесты и сны, манеру вставать и падать,
игры, отсутствие кнопки вины, любовь к мечтам и шарадам,
джинцы, танцы, в ранце бардак из книг, стихов и рисунков;
когда со мной приключалась беда, я в спину слышала: 'сука!'.
Она приучала меня молчать, взамен отучая верить —
а как она любила кричать, указывая на дверь мне!
Я дверь закрыла, закрыв и детство, и чёрт с ним, было и было,
ведь всё так просто и даже естественно: она меня не любила.
И.И. (Апокриф)
У меня на губах —
клеймо,
Из твоих рёбер бьёт
свет,
Я на каждом глазу —
бельмо,
Ты — лекарство любых
бед,
В твоих венах бежит
вино,
Твоё слово — в саду
цвет,
И я знаю теперь
одно:
Я иду за тобой —
в след.
Улыбнёшься ты — я
скулю,
Только глянешь — и я
плох…
Преклоняюсь! — люблю! —
люблю! —
И убью тебя, мой
Бог.
Волчий князь
На мне красная шапка, что не значит вообще ничего.
Это тёмный лес, мне надо его пересечь.
Говорю: смотри, это просто деревья, вот.
Отвечаю: да, но их взгляды умеют жечь.
Воздух тёмен и смутен, деревья, уже не таясь,
тянут лапы и — хватают меня за бока.
Говорят, что в ночном лесу бродит волчий князь,
ищет свежее мясо — корму задать волкам.
Я шепчу: не заметит, моя кожа не дышит теплом,
да и мяса нет, один суповой набор.
Говорю: смотри, от снега совсем светло.
Отвечаю: да, и лучше ему обзор.
Мои кости промёрзли, мои пальцы уже как стекло,
я не чую ног, и кожа бела и тверда.
Я сбиваюсь вбок, хрустит под ногой бурелом.
Нахожу тропу и дальше иду. Как всегда.
На мне красная шапка, позову — прибежит дровосек
и изрубит волков, плечистый и чуть хромой.
Вот и школьные окна мне светят, остался один пробег.
Час английского, и — через лес я пойду домой.
Дети Каина
