революционную, которая шла от Ленина и Октября.
Перестройка была типичной «революцией сверху», когда люди, удерживающие остатки старой системы, сами разрушают ее основания. Убрали руководящую роль КПСС, убрали цензуру, ограничили политический сыск и преследования за инакомыслие. Тем самым основы основ советской системы были разрушены не снизу, а сверху, самим руководством страны.
Если серьезно подходить к нынешней ситуации в России, то, конечно, она существенно изменилась с 1999 года, когда наступившая стабилизация начала ассоциироваться с личностью и политикой Путина, и уже в 2007 году 60 % населения, согласно опросам, хотели, чтобы он остался на третий срок. Это вполне типично для любой послереволюционной стабилизации. 90-е годы — это революция, пусть и сверху, но все равно с хаосом, нестабильностью, которые у человека рождают страх — после чего ему хочется порядка и стабильности. Но уже нынешняя ситуация постепенно приобретает обратные черты — какие-то признаки стабильности существуют, управляемость существует и так далее, но это уже не воспринимается как значимая, первостепенная ценность. В конце эпохи послереволюционной стабилизации у людей постепенно начинает возникать и нарастать потребность в переменах.
Как вы считаете, народные восстания скорее укрепляют страну или ведут к ее распаду?
• Скорее ведут к распаду — 46 %
• Скорее укрепляют — 27 %
• Затрудняюсь ответить — 27 %
Во времена Степана Разина казачество обиделось, потому что царь начал менять заведенный порядок. Легитимный в глазах донских казаков старый порядок был резко нарушен, отчего они и восстали. А сейчас, с одной стороны, Левада-центр, ФОМ дают очень высокие рейтинги доверия Путина и Медведева — по 60–70 %, что несравнимо ни с какой Ангелой Меркель, ни с Саркози, ни даже с Обамой. С другой стороны, результаты всероссийского опроса «Верите ли вы, что нынешняя власть избрана на честных, свободных выборах?» показали, что при этом меньше 40 % населения считает, что нынешняя власть избрана на честных, свободных выборах. Значит, больше 60 % считают, что это были нечестные, несвободные выборы. Но при этом же большинство из них продолжает этой власти доверять.
Это очень странное на первый взгляд противоречие тоже напрямую вытекает из ситуации 90-х годов. Бардак и «смута» этого бурного десятилетия родили у людей потребность в более или менее прочной власти. Появилось ощущение того, что любая власть является благом по отношению к полному отсутствию или очень слабой власти. Но это вовсе не означает ассоциативного личностного ощущения связи с этой властью.
Интересно, что в 2008 году, после президентских выборов, людей волновал вопрос, кто на самом деле главный — Медведев или Путин. Но сейчас ситуация изменилась, и большинство людей на это говорят «а, в общем-то, какая нам разница?». Тандем привнес некоторые перемены в политическую жизнь, в том числе немного расширил политическое поле, возможности для полемики и критики. В то же время среди населения появилось и такое явление, как усталость от неопределенности и неоднозначности в отношении выборов 2012 года. А в нынешних условиях это ведет не к злобе, а к еще большим безразличию и отчужденности, что для новой России, которая пытается выйти из исторического кризиса, очень плохо.
Но усталость от революций, усталость от перемен прочно сидит в сознании российского человека, и это фактор, который дает надежду на то, что восстания и системная дестабилизация современной России не грозят.
«Восстание восстанию рознь».
«Они восстанавливают баланс, если к восставшим не примыкает противоборствующая власти элита».
«Зависит от целей восстания — они либо заставляют задуматься, либо приводят к смене тех, кому стоило задуматься раньше».
Сейчас модно говорить о том, что «нулевые» годы были для России пустыми. Но за эти десять лет в значительной мере ушли настроения страха, утраты государственности, неверия в будущее. И в этом сыграло большую роль то, что в России всегда очень важно — народ знал, что до 2008 года у страны будет более или менее ясный и вменяемый руководитель. Это все ложилось в традиционную русскую матрицу — есть власть, она несет ответственность, происходят изменения, стабильность, держава на международной арене является значимым субъектом, с ней считаются. Такие запросы русского человека, как национальное достоинство и значимость власти, были решены. Но проблема нового периода состоит в том, что то, что было значимо с точки зрения настроений и ожиданий конца XX — начала XXI века, сейчас в меняющемся самосознании общества уже не воспринимается как актуальная ценность. Даже стабильность, которой так хотели жители России, тоже уже начинает не восприниматься как ценность. И поэтому перед властью стоит задача в новых условиях продемонстрировать стратегию изменений, которые поменяют стабильность, уже переходящую в застой, на новое развитие.
Мы видим все более отчетливо, что простое сохранение «статус-кво» уже никого не вдохновляет — нужна социальная и политическая динамика. Когда решаются запросы послереволюционной стабилизации, людям, которые становятся руководителями страны, очень легко быть популярными. Поэтому Путин стал для граждан России своего рода психотерапевтом. Нельзя, конечно, забывать и о дорожающей в те годы нефти, но и она сама по себе ничего не дала бы, если бы Путин в 2003–2004 годах не ввел реальные налоги на полезные ископаемые. Если бы не это, деньги продолжали бы уходить в офшоры, а бюджет оставался бы в прежнем плачевном состоянии.
Но все эти проблемы и все эти скромные завоевания — дело прошлое, и сейчас они уже забыты. Новое Российское государство создано и укреплено, а теперь стоит задача придать легитимность власти и динамику экономике и обществу. А легитимность власти зависит в первую очередь от динамики социального и экономического развития.
«Помню, в 1992 году я руководил семинаром Горбачева, помню, приходил Сергей Кургинян, тогда более активный, и все показывал диаграммы: завтра восстание. И тогда профессор Делегенский вставал и говорил: Сергей, вы не учитываете простой вещи — люди только что вышли из коммунизма, получили права. Да, они бедные, нищие, не работают, но они получили право не работать, получили те блага, которых не было в старой системе. Сейчас другая ситуация — сохраняются те блага, и появились блага гедонизма, потребительской жизни… Какой имеют смысл разговоры о восстании в условиях тотального роста индивидуализма, гедонизма, потребительского восприятия счастья, ценности жизни как радости жизни?»
Никаких бунтов в России не будет, но в ЕС есть очень сильный запрос на справедливость, есть осознание противоестественности устройства страны, где, с одной стороны, больше миллиардеров, чем в Европе, а с другой — 30 % населения живут за чертой бедности. Это очень опасная ситуация. В конце 90-х годов социальное, классовое сознание было вытеснено этническими проблемами и проблемами национального достоинства. Но сейчас, когда удалось отчасти решить эти проблемы, социальные проблемы вновь выходят на первый план. И решить их более сложно, потому что, несмотря на то, что российская политическая и экономическая элиты недовольны отсутствием своей настоящей легитимности, но при этом мало кто из них готов пойти на то, чего реально требует общество, то есть на демократию и реальный учет интересов трудящихся.
«Вопросы Москвы и регионов отличаются. Сытая столица хочет спокойствия».
