– Совсем забыл! – сказал Петренко.– Мне Катя звонила.
– Какая Катя? – удивился Васильев.
– Силычева секретутка. Я думал: ее грохнули, а нет. Оставили дышать. Говорит, по официальной версии, Силыч застрелился, а она свидетелем проходит. В общем, потолковали с ней, объяснили, что почем, она и согласилась.
– Это не удивительно,– проворчал Валерий.– Удивительно, что она тебе позвонила.
– Ну! Это еще не все. Мы с тобой думали: Силыча бойцы Костромы убили, так?
– А на самом деле? – насторожился Васильев.
– А на самом деле братки опоздали. Силыча застрелил мужчина, пришедший раньше. Кто он, Катя не знает, но к Силычу этот человек наведывался неоднократно, и тот, похоже, ему доверял.
– Не удивлюсь, если это наш приятель Николай Николаевич,– процедил Валерий.
– А ты его спроси! – предложил Петренко, ухмыльнувшись.
– Спрошу! – жестко произнес Васильев.– Обязательно спрошу!
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Такая возможность представилась Валерию через два дня.
Звонок застал Васильева в гостях. В гости его привел Егорыч. Узнав, что хозяин – филолог, Валерий удивился. Но еще больше он удивился, когда выяснилось, что приятель Егорыча не просто филолог, а профессор и почетный член Французской академии. Тогда Васильев предположил, что перед ним – один из давних Егорычевых учеников, но оказалось, что профессор далек от боевых искусств. Зато прекрасно разбирается в китайской литературе и традициях. Далее кратким напряжением мысли Валерий установил, что сэнсэй привел сюда ученика, дабы ученик повысил свой общеобразовательный уровень и приобщился к тонкостям восточной философии. Как понял Валерий, профессор мог говорить о своей работе всегда, везде и с кем угодно. Причем, что немаловажно, не заваливал собеседника неперевариваемой информацией, а профессионально подстраивался под его уровень. Профессор все-таки.
– Рост силы должен соответствовать росту мудрости,– сказал сэнсэй Васильеву, когда они на пару минут остались вдвоем.– С силой у тебя все в порядке, а с мудростью у тебя пока трудно. С мудростью,– уточнил он,– а не с умом.
С Егорычем китаист водил дружбу давно, поэтому Кремень мог без колебаний прийти в гости хоть с дюжиной учеников.
Васильев послушно вникал. И под действием неторопливой беседы и теплого зеленого чая нервы расслаблялись, как мышцы в парилке.
Звонок Николая Николаевича безжалостно вырвал Валерия из поднебесных миров «Путешествия на Запад» и швырнул в помойное ведро действительности.
– Сегодня в шесть,– сказал Николай Николаевич.– Кафе напротив Юсуповского сада. На углу.
– Я приду не один,– предупредил Васильев.
– Как хотите.
Кафе оказалось дешевой, но по-своему уютной забегаловкой. Такие места Васильев жаловал в студенческие времена и во времена научного безденежья.
В последние полгода он посещал другие заведения, но в этом кафе места было много и, расположившись у окна, за тяжелым деревянным столом, можно говорить, не беспокоясь о случайных ушах. А от неслучайных Николай Николаевич припас небольшой приборчик, который продемонстрировал Валерию и Петренко, после того как, взяв по кружке пива, они устроились за столом.
Закурив, Николай Николаевич протянул Васильеву листок бумаги. Распечатку.
– Читайте,– сказал он.
«Харитонов Михаил Геннадиевич. Тысяча девятьсот пятьдесят первого года рождения. Подполковник. Место работы. ГУВД. Начальник отдела…» Далее следовала информация о месте работы и жительства, возрасте, некоторых привычках и примерный распорядок дня. И черно-белый оттиск фотографии.
Валерий прочел, передал лист Петренко.
– Это он?
– Да.
– Что вы хотите?
– Не я,– возразил Николай Николаевич.– Вы. Вы просили, я сделал.
– И как вы предполагаете, мы с этим поступим?
– А что тут предполагать? – пробасил Петренко.– Шлепнуть гаденыша – вот и все предположение!
– Погоди,– недовольно отмахнулся Васильев.– Я слушаю вас, Николай Николаевич.
– Я согласен с Александром.
– Это… заказ? – осведомился Валерий, глядя прямо в глаза собеседника.
– Нет,– спокойно ответил тот.– Это предложение.
Васильев покачал головой.
– Нет. Я рассматриваю это как заказ. И у него есть цена.
Николай Николаевич некоторое время раздумывал.
Петренко забеспокоился. Лицо Васильева было непроницаемо.
– Хорошо,– наконец ответил Николай Николаевич. Валерий услышал, как рядом шумно вздохнул Петренко.– Что вы хотите?
– Цена – ответ на вопрос,– спокойно ответил Валерий.– Честный ответ. Предупреждаю: от этого ответа зависит, будем ли мы с вами сотрудничать, и каким будет это сотрудничество.
– Слушаю внимательно.
– Кто застрелил Силыча?
Николай Николаевич ответил не сразу. Васильев уже начал думать, что ответа вообще не будет…
Николай Николаевич вздохнул.
– Я ждал этого вопроса,– сказал он.– Иначе оказалось бы, что я вас переоценил, Валерий. Виктора Солохина убил я.
Над столом повисло напряженное молчание. Стало слышно, как спорят о чем-то три девушки за соседним столом, как отваживает пьяного барменша…
– Когда-нибудь,– сказал Николай Николаевич,– вы поймете, почему я это сделал. Поймете необходимость. Виктор бы меня понял.
– Возможно,– сухо произнес Валерий.– Но вряд ли одобрил.
– Возможно,– согласился Николай Николаевич.– Если вы хотите меня убить, советую сделать это немедленно. Потом будет труднее.
Васильев ощутил тяжесть пистолета под мышкой. Искушение было довольно сильным.
– Не надо,– широкая лапа Петренко легла на плечо Васильева.– Я ж тебе сказал. Он такой и есть. Порода такая. Горбатого могила исправит.
Маленькие глазки хохла разглядывали Николая Николаевича без всякого дружелюбия, но и без ненависти.
– Насчет могилы ты прав,– Васильев усмехнулся, одними губами, и напряжение спало.
Петренко опытным глазом заметил: убийца Силыча не расслабился. Как бы четко он ни просчитал ситуацию, а стопроцентной уверенности в том, что Валерий прямо сейчас не выстрелит ему в лоб, не было.
Николай Николаевич взял у Петренки листок, поднес зажигалку.
– Думайте,– сказал он.– И звоните.
Встал и пошел к выходу.
Васильев смотрел ему вслед и понимал: просто убить этого мерзавца – слишком просто. И еще ему хотелось понять: как это можно – застрелить того, кого считаешь другом… Ради каких-то «высших» интересов. Неужели стать таким – нормальный финал того, кто намерен служить Государству? Или это – выродок?
– Да плюнь на него! – Петренко обнял друга.– Хрен с ним! Пускай ползает. Силыча не оживишь, а этот говнюк еще пригодится!
– Пусть ползает, говоришь? – с недоброй усмешкой произнес Васильев.– А я не хочу, чтобы он ползал. И не хочу, чтобы этот козел чистил свою парашу нашими руками. И этого не будет!
