…Сначала вернулось восприятие плоских изображений с резко очерченными контурами. Постепенно предметы наполнились объемом. Под потолком плавало деформированное, как в зеркальном боку чайника, Борькино лицо. У горла рвали ворот чьи-то неуклюжие пальцы. Сквозь толщу воды или банный пар доносился грубый неразборчивый голос. Потом прорвало, будто магнитофонную пленку ускорили: в ушах сложился неприятный визгливый вопрос:
— Что? Что с тобой?
— Тише! Я умер! — отмахнулся Анатолий.
И ни на миг не застыдился под бабьим, слезливым, по-собачьи скорбным и преданным Борькиным взглядом.
В Свердловске на пятачке их уже ждал вызванный с дороги двухместный винтороллер. Не умея остановиться, прозрачные лопасти трепетали на ветру. Анатолий влез, подождал, пока Борис, кряхтя, поерзал в кресле, раздвигая податливые подлокотники. Протянул руку к пульту.
Первое побуждение набрать адрес Института Анатолий тут же и отбросил. С секунду покусал ноготь на большом пальце. И, подчиняясь гипертрофированной интуиции, включил настройку управления на собственное биополе. Винтороллер взмыл, описал полудугу и помчался, мелко рыская, как ищущий в зале спрятанную иголку гипнотизер. Внизу проплыли окраины города, озеро, зачернел какой-то лес или парк.
В легендах разных народов бытует странный мотив, будто ощущения покойника длятся еще три дня после смерти. Наука не может этого опровергнуть: шесть минут клинической смерти равны периоду полураспада нейронов мозга — через трое суток из десяти миллиардов клеток живыми остаются примерно десять штук…
Винтороллер провалился вниз и застыл на поляне. За кустами под кедром возилась кучка людей.
Анатолий медленно вышел из машины, уже зная, что здесь увидит. Разминаясь, с протяжным шумным выдохом вылез Борис. Люди на поляне не обратили на них внимания. Двое на утоптанной площадке выкладывали пластины дерна, плотно пригоняя их друг к дружке. Третий разбрасывал с лопаты лишнюю землю под ближайшие пихты. Четвертый царапал кору кедра ножом. Поодаль, безучастно скомкав у подбородка черный платок, стояла Альбина.
Анатолий продрался сквозь можжевельник, споткнулся о поваленный ствол и, удерживая равновесие, нелепо пробежал, наклонившись, несколько шагов. Оставалось последнее не прикрытое дерном квадратное окошко. Он присел посреди жирной высокой травы, положил на это место ладонь.
Из травы, не замеченная им ранее, подняла голову Нэнси. Глаза ее были печальны и мутны, белая шерсть на груди свалялась клочьями. Он мог бы сейчас поручиться, что и нос у нее опасно горячий, воспаленный. Протянул руку. Нэнси села, чуть-чуть раздвинув уголки черных губ, обнажила клыки.
— Нэнси! — шепотом позвал Анатолий.
Она слегка заскулила, попятилась, залегла, утопив морду между лапами, у самой кромки упрятанной под дерном могилы.
Безымянной могилы, о которой никто никогда не узнает.
Лишь дата на кедре.
И пятеро свидетелей, поклявшихся молчать.
Анатолий медленно выпрямился. Под настороженными недоверчивыми взглядами отступил еще дальше, дал Грише Лукконену и Жудрову поставить на место широкую дернину, выровнять, замять края. Больше ни у кого не было дел, и Анатолий стоял теперь один против друзей умершего.
Его друзей.
Вот Гриша Лукконен, лечащий врач. Все перепуталось у него в голове, как в плохо оформленной истории болезни. Есть захороненное тело, но нет умершего, потому что мертвые не могут так набычившись сверлить глазами живых, а живые зато не каждый день приходят на собственные похороны. Новое тело Билуна Лукконен знал так же хорошо, как и старое, даже еще лучше, потому что сотворил его вот этими руками. Но самого Билуна в этом знакомом теле еще не видел.
Вот Зенит Королев, мастер интерьера. Друг, так сказать, по призванию, соратник по совместительству. Ни один свой проект не выпускает без проверки в лаборатории Анатолия. Его недоверие к новому Билуну смешано с легким презрением и даже возмущением. Как смел этот самозванец явиться сюда в такую минуту?! Здесь имеет право быть только один Билун — тот, что лежит в земле. И никто никогда его не заменит, в какие бы похожие тела ни рядился. По крайней мере, лично для него.
И Жудров тоже здесь. Унылый скептик и вечный оппонент. На Ученом Совете, бывало, камня на камне от позиции Анатолия не оставит. А гляди-ка, явился. Привыкнув работать с мыслью Билуна, в борьбе с ним отыскивать истину, он не таит своего: ты мил-человек, пока еще просто однофамилец тому, под дерном. Как бы ты ни был на него похож и что бы там ни заложили тебе в голову — еще докажи свое право называться Анатолием Билуном!
По внешним признакам ты несомненно Анатолий. Но все-таки, как говорится, будем посмотреть.
Четвертого он бы не узнал, если бы не был подготовлен воспоминаниями. Арктан Шарапов, изобретатель эготрона, один из авторов метода дублирования. Ему не до морали, ему откровенно безразлично, кто на чьих похоронах присутствует и с какой целью. Зато совсем не безразличен результат столь необычно и чисто поставленного эксперимента. И он ревниво присматривается к рожденному химией и электроникой, и кивает, и одобрительно подмигивает. И еще более, чем Анатолий, интересуется реакцией друзей.
Наконец, опустившая голову Альбина, завещанная ему двойником и ему абсолютно не нужная. Женщина, умеющая быть столь невзрачной, что легче запомнить ее имя, чем ее саму. Она от всего отгородилась скорбью. Ее любовь умерла. А этот, похожий на Толю лицом и телом, — это брат, сват, ходячий памятник, в конце концов, просто чужой. Но не он!
По-разному относились они к умершему. Свое отношение им хочется целиком перенести на него — каждый мечтает увидеть в нем живое и полное воплощение известного им Билуна. Такого, каким они его знали, каким он сложился в их восприятии, к какому привыкли за долгие годы знакомства, дружбы, любви. Они согласны только на то, что делает его схожим с прежним Билуном, и не признают отклонений. Или — или. Другого не дано. Лишь Борис, сопящий ему в шею, не задумывается, кажется, ни о чем. Для него важно только их общее детство. Достоверное детство.
Пятеро против двух. Между ними не существующая для непосвященных, утоптанная, замаскированная и все-таки жгущая ноги сквозь траву могила. Они стоят по обе стороны от нее, и никто не догадается поинтересоваться мнением самого Анатолия. Вот хоть бы ты, Зенит. Или даже ты, Альбина. Обо всем на свете позаботились. Но ни на секунду не усомнились в желании Анатолия унаследовать положение и неоткрытые открытия доктора Билуна — в благодарность за одно лишь право жить…
А ему, родившемуся вследствие ужасного самомнения покойного, вовсе не улыбается иметь запрограммированное будущее. Хай гирше, абы инше! Тот человек, чьим посмертным продолжением он создан, уже прошел свой путь от младенчества до смерти. Его идеи, свято оговорив источник, разовьет коллега Петручик. А Юра Данилов поможет донести научный багаж…
Что же касается лично его, то если уж заниматься поисками, то он предпочитает быть простым лаборантом, лишь бы иметь право на самостоятельный путь и собственные ошибки. Он не возражает против того, чтобы начать сначала. Пусть на его долю достанется второй вариант жизни.
Считая с того момента, когда они разошлись с умершим Билуном.
Главное — это путь к себе, который проходишь от рождения до могилы у ног. Надо иметь мужество прешагнуть эту могилу. И доказать друзьям, что запасная жизнь — случайность. Не случаен лишь выбор. И поиск. И от того, какое слово будет сейчас произнесено, зависят дальнейшие отношения. А у него, дублера Билуна, еще ничего за душой…
Анатолий переступил через квадратики дерна, по границам которых уже начала расправляться трава. Нэнси вскочила и дожидалась его, распахнув по-человечески тоскующий взгляд и ошеломленно работая черным морщинистым носом. Коротышка-хвост вопросительно и еле заметно задвигался из стороны в сторону.
— Король умер, да здравствует король! — сказал негромко Арктан Шарапов.
В гробовой тишине попискивали трепещущие лопасти винтороллера.
