— Эх, горе мое! — Лина отключила экран, положила руки Раллю на плечи, откинулась, долго смотрела ему в глаза. — Я считала психологов более чуткими: им бы первыми откликаться на беду. А у вас дурные задачки на уме.
— Да где ты беду выискала? — Ралль прижал щекой к плечу ее ладонь. Маленькую ладонь. Пахнущую цезием и апельсинами. — Вот жизнь, Линушка. Вот моя работа. И я делаю ее изо всех сил.
— А кому она нужна, такая работа? Присмотритесь к тем, для кого вы ее делаете. Не для себя же трудитесь, для них, понимаешь? Вокруг что ни человек, то аномалия. А вы их, знай, по линеечке ровняете. Усвойте наперед простенькую мысль: где опаздывают психологи, там уже и психиатру делать нечего…
— Ну, это всерьез и надолго. — Маргарита соскользнула с подоконника и, как была нога на ногу, поплыла вниз.
Лина проводила ее глазами:
— Мы убили в человеке любопытство, цель, право на риск, на неиспользованное желание. — Она тряхнула головой. — И знаешь, чем? Изобилием. Да-да, не смейся.
— Это уж слишком, Линушка. От изобилия еще никто не умирал.
— Пока нет. Но радость жить уже отравлена. Как-то личностей поубавилось.
— Наше общество…
— Оставь общество в покое. Мне четыре семестра читали социологию и шесть — историю.
— Все равно твои страхи беспочвенны. Мы… Лина быстро прижала ему губы пальцем:
— У каждого явления два полюса. По-моему, мы не подумав шагнули к исполнению желаний. Всесилие рождает равнодушие. А равнодушие погубит Землю точно так же, как когда-то оно уже убило Марс.
— Еще один домысел. Много у тебя таких?
— Я жалею сейчас об изжитом эгоизме. Он бы еще мог спасти нас. По крайней мере, подхлестнул бы любопытство. От любопытства не так уж далеко до заинтересованности. А нам бы теперь любую цель, хоть самую мелкую, лишь бы каждому. Насаждайте, ребятки, разумный эгоизм. Рано мы его похоронили.
Линка наклонилась над пластмассовым кубиком, шепула что-то, и эринния выпрямилась, успокоенно развернула листочки.
— Вот ты, Ралль: ты бы отдал свою рубашку первому встречному?
— Конечно. Шкаф изготовит мне еще дюжину на выбор.
— Элементарная расшифровка щедрости. И ты даже не заглянешь в лицо тому, кто к тебе обратится за помощью?
— Ну, почему…
— Потому, что мы безразличны друг к другу в своей пылкой любви к обществу. Понимаешь? К обществу в целом. А тот, с рубашкой, по нашей железной логике, не может быть обижен при нашем справедливом строе. Плевать на аномалии. Главное, у него тоже есть где-то такой же шкаф.
— Странная ты сегодня.
— Еще бы. Ты не хочешь меня понять! И все не хотят, отмахиваются. Дескать, истерика сентиментальной девицы!
Ну о чем она говорит? Зачем? Лучше бы уж добрая, старая, не оставляющая следов ссора! Ралль чувствовал этот нарастающий в ней день за днем страх. Но причины не находил…
— Ты хоть задаешь вопросы, выискиваешь странное… Не я, вы странные! Спроси вон у этих! — Лина кивнула за окно. — Думаешь, им очень весело? От скуки шалят. Боятся остаться наедине с собой. Играют в инфантильность, чтоб подольше не взрослеть. Ведь взрослеть — значит, задумываться. А задумываться вы уже давно разучились.
— Послушай, да кто, наконец, тебя обидел?
— Ты. И Янис. И Ростик. И директор института, который не поленился сегодня вылезти из готовой тронуться «Пчелки», чтоб только пожать мне руку. Он тоже считает меня ничьей. А ничья — все равно что общая. Так, мальчики?
Ралль вслед за Линкой обернулся. Обе команды даджболистов, ступая на цыпочках по воздуху в затылок друг другу, подкрадывались к окну. Ростик и Маргарита тащили впереди огромное, наспех вырезанное из картона сердце, пронзенное стрелой, с кровавой надписью: «Джеральд +Лина =!!!»
— Так! — смушенно и дружно гаркнули игроки.
— То-то же. — Линка бодро улыбнулась. — Ну-ка, марш в лабораторию!
Радуясь прерванному разговору (а вдруг все же обойдется без ссоры?), Ралль молча наблюдал, как ребята проплывали над подоконником внутрь. Столов и стульев не хватило, обутые в гермески психологи рассредоточились вдоль стен от пола до потолка.
— Проведем наше совещание на высшем уровне, — прокомментировал событие Гуннар, вытягиваясь возле плафона и подложив локоть под щеку. Густая тень заслонила половину лаборатории.
— Выше некуда, — проворчал долговязый Эдик, умащиваясь по-турецки в воздухе над пультом «Резвой Мани».
Ростик надел свитер и демонстративно уселся за стол.
— Вот вам, мальчики, изящная проблемка. — Лина завела руку за спину. Помедлила. И швырнула на середину комнаты пластмассовый кубик с эриннией. Два мохнатых листочка затрепетали, не давая кубику опрокинуться. — Поломайте ваши умные головы!
— Видали мы такие проблемки! — лениво уронил сверху Гуннар.
И осекся: эринния сложила листочки, вытянулась в струнку. Она умоляла. Она была жалкой и немощной. Она взывала о помощи.
— Раньше за черную магию сжигали на кострах! — пробормотал Эдик, трижды подув над левым плечом.
— И сейчас еще не поздно, — раздумчиво заметил Ростик, то бишь Ростислав Сергеевич. — Говорят, сильно успокаивает нервную систему.
— Не торопитесь с выводами, нестандартщики! Сначала оцените мой дар.
— Зачем он нам? — Маргарита обиженно поджала губы. Столько внимания одной неспокойной девчонке? За что?
— Риточка! Не спорь с укротительницей диких марсианских хищников, — посоветовал Эдик. — Ужо напустит на тебя порчу, будешь знать!
Все засмеялись: Лина не делала секрета из своих «тревожных» гипотез. Маргарита всполохнулась, набрала в грудь воздуху и с фальшивым цирковым пафосом завопила:
— Выступает всемирно знаменитая Лина-балерина с группой дрессированных эринний.
— С группой? — Гуннар спрыгнул на пол, невидяще уставился в Линкины глаза. — Действительно, ребята. Как они ведут себя в группе?
— Мальчики, да в вас, кажется, просыпается любознательность? Я слышу вопросы…
Секунду в лаборатории стояла тишина. Смотрели не на Линку, смотрели на Ростика.
— Поздно уже. Рабочий день давно кончился. Энергию могут отключить! — слабо отбивался шеф. Уверенности не было в Роськином голосе.
— Мы мигом, Ростислав Сергеевич.
— В полчаса управимся.
— Ты даже мяч не успеешь разрядить!
— Ладно, — уступил Ростик. — И не говорите потом, что я зажимаю чужие идеи.
Лаборатория вмиг опустела. Психологи неслись по гулким коридорам, хлопали дверьми. Гуннар, чтобы не обегать здания, сиганул за окно. Через десять минут пол был уставлен эринниями в горшках, в бокалах, в пластиковых сетках на треногах, а одна торчала из незапаянной химической реторты. Багровые блики задрожали на полировке столов и в «маниных» экранах.
— Придется вас немножко пощекотать. — Ростик сдвинул столешницу, обнажил выносной пульт. — Магнитные искатели по вас плачут. Рентгеновская пушка по вас плачет. И пси-рецепторы тоже.
— А правда, что в третьем стационаре на Марсе эриннии подкараулили Голдуэна? — спросил Янис. — Подкараулили и уморили.
— Досужие выдумки стажеров, — возразил Эдик, пробуждая блок за блоком могучую «мамину» память. — У него отказала маска, он задохнулся, его занесло песком. Вокруг холмика за несколько часов
