посадку в аэропорту Внуково. В Москве сияло солнце ничуть не менее яркое, чем то, что вставало над южными морскими берегами, разве что воздух все же был прохладнее. По возвращении никаких проволочек не ожидалось. Макс прошел бы через обычные ворота прилета в общей массе пассажиров, не привлекая внимания, к стоянке автомобилей, где его в «навигаторе» поджидал бы Сашок. И оба отбыли бы в большой дом без шума, пыли и ненужной суеты. Охрана Максу, смешно говорить, не требовалась вовсе никакая, а повторение истории с перестрелкой невозможно было бы в людном аэропорту... Если бы да кабы.
Рейс из Махачкалы, задержанный на родине по неизвестным и несущественным причинам на три часа, сел за сорок минут до прибытия Максова самолета. Но этих минут таможенно-милицейскому патрулю, действовавшему по разработанной наводке, вполне хватило, чтобы задержать и арестовать двух весьма агрессивных аварцев с грузом нелегального опия. Акт изъятия составили на месте, патрульных с собаками, натасканными на обнаружение наркотиков, отпустили, и те, дожидаясь команды занятого начальства, толклись у выхода, курили, травили байки, пугая приезжий люд угрюмо рычащими псами.
Внуковский аэровокзал, на беду Максима Бусыгина, находился в стадии долгосрочной перестройки, отчего несколько выходов были перекрыты и оставлен лишь один узкий проход, петлявший между временными щитами изоляции малярных работ. У стеклянных дверей, ведших наружу, Макс, конечно, заметил патруль в форме и с собаками, но не придал этому обстоятельству ровно никакого значения. С какой бы целью ни были приведены в здание служебные псы, бояться их было бы ребячеством. Макс знал по собственному опыту, что даже самые свирепые ротвейлеры и доберманы вблизи вампов в лучшем случае поджимали уши и хвосты, а в худшем – забивались в ближайший угол и тихонько подвывали. Здесь же были налицо лишь два сопящих и слюнявых бассет-хаунда.
Но удача, до сих пор сопутствовавшая деловым начинаниям Балашинского и компании, решительно и бесповоротно развернулась в этот день во Внуковском аэропорту на сто восемьдесят градусов. Длинноухие друзья таможенников, мгновенно и безусловно, как и положено мудрым безъязыким тварям, разгадали сущность бежевого господина с портфелем и сумкой на плече, и при иных обстоятельствах трусливо- благоразумно остались бы сидеть подле своих хозяев от греха подальше. Однако содержимое сумки нелюдя-пассажира взяло верх над страхами. Бедные бассеты, так и не получившие еще после успешных розысков положенной им порции «дури», испытывали жестокие мучения и ломки и в порыве отчаяния, желая то ли добыть исцеления самостоятельно, то ли еще раз выслужиться перед проводниками и заставить их выдать немедленно малую толику спасительного наркотика в счет заслуг, рванулись вперед, наплевав на свой страх.
Как бы то ни было, но Бусыгин оказался совершенно не готов к происходящему, хотя неожиданностей в своей жизни повидал немало и с честью выходил из многих неприятных ситуаций. И, как любой шпион или удачливый грабитель, утративший бдительность, попался на пустом месте. Это была та самая глупая и непредсказуемая случайность, которая вторгается в налаженный механизм отработанного порядка, ничем не извещая о себе. Ее появление невозможно предсказать даже по теории вероятности, потому что ни одна точная или не очень точная наука не может предсказывать немыслимую дурость. Как если бы человек, переживший авиакатастрофу и отделавшийся всем на зависть и удивление легкими ушибами и ссадинами, взял бы на земле из рук заботливого врача «скорой помощи» пластиковый стаканчик с валерьянкой, выпил бы ее, подавился и умер. Невероятно, глупо и смешно. Но очень даже может быть.
Бассеты с лаем и визгом драли на части несчастный портплед, Макс мог сбить их насмерть одним ударом руки, но не предпринимал ничего. Только неловко пытался выдрать сумку из собачьих зубов. Тут же прозвучало и неизбежное: «Гражданин, пройдемте с нами». Конечно, ничего не стоило сбежать, захватив с собой товар, но тогда Максу наверняка пришлось бы убить как минимум двоих патрульных, уже передернувших перед ним автоматы с обоих боков, и, возможно, покалечить еще и проводников собак. Тогда на нем оказалось бы несколько милицейских трупов и куча другого рода дерьма. Вычислить его по описанию не составило бы труда, и к хозяину тотчас бы явились с неприятными вопросами и подозрениями. Чем кончилось бы такое дело, трудно и вообразить. Проект скорее всего пришлось бы похоронить – вряд ли кураторы захотели б иметь общий бизнес после такого вопиющего скандала. А самого Макса наверняка бы ждала участь мнимого покойника Стаса, и то если не пришлось бы попросту удариться в бега. Лучше уж потерять в малом – всего лишь некоторую, восполнимую, сумму денег – и пережить временную несвободу. Оттого, после секундного, в бешеном темпе, мыслительного процесса, вихрем отметавшего и выбиравшего варианты, Макс Бусыгин решил сдаться и взять все на себя. Главное – перенести события в спокойное и дальнее место, наделав при этом как можно меньше шума. Что хозяин вытащит его из кутузки и сделает это шито-крыто, Макс не усомнился ни на миг. Лишь бы выиграть время. Он растерянно и добродушно улыбнулся подлетевшим патрульным, слабо ойкнул на легкий тычок автоматом в спину и безропотно дал застегнуть на запястьях наручники. Портплед и черный портфельчик у него, разумеется, тут же отобрали.
Когда в каморке линейного отделения открыли портплед и осмотрели содержимое, менты только ахнули. Замешательство было столь велико, что почти минуту в замызганном помещении, полном ответственного народу, царила прямо-таки гробовая тишина. Пока наконец старший, нервный, язвенного вида мужчина в майорских погонах, не протянул:
– Та-ак! – и снова замолчал, видимо, не решаясь продолжить мысль.
– Николай Ильич, да ведь это же... – начал было паренек в штатском, по виду начинающий опер.
– Молчать! Лишние – во-он! И ты, Зайцев, иди, и людей забери. – Майор сделал резкий жест рукой, и мужичок, тоже в гражданской одежде, но постарше, в летах, кивнул и потащил за собой прочь из комнаты еще несколько человек.
Макс стоял совершенно спокойно, глаз не опускал, смотрел начальнику в лицо, но не вызывающе, а многозначительно и строго. Тут, однако, подал голос капитан в форме, похожей на омоновскую, в деталях Макс не разбирался, и с автоматом через плечо:
– Николай, оформляй изъятие и передавай нам... Не будем ссориться.
– Паша, ты подумай, может, лучше через нас... – начал было уже все понявший и взвесивший дальновидный майор.
Но капитан Паша договорить не дал:
– Знаю я эти шутки. Он к вечеру будет на свободе. Так что давай-давай. Если не хочешь служебного расследования... Я молчать не буду, ты меня знаешь.
– И не боишься? Дело-то непростое. Такой груз сам по себе за здорово живешь не ездит. Смотри, кому на хвост соли насыплешь, ась? – Нервный майор злобно сощурился.
– А я для того и поставлен, чтоб разным гадам на хвосты наступать! Мои боялки еще знаешь когда отбоялись? – почти выкрикнул капитан с плохо скрываемым бешенством.
– Ну-ну, тебе жить. Я что, мое дело маленькое. Вот акт оформим... – Майор велел привести понятых, началась обычная в таких случаях процедура.
Когда волокита с бумагами была наконец завершена, Макс, не без пользы за это время шевеливший мозгами, вдруг сказал, обращаясь непосредственно к понятливому майору:
– Товарищ майор, Николай Ильич, кажется. Я хочу написать чистосердечное признание. Сейчас и немедленно. Желательно в вашем присутствии. Насколько мне известно, в этой просьбе, сделанной к тому же при свидетелях, вы не можете мне отказать.
Майор, учуяв вновь проклюнувшуюся выгоду, посветлел глазами.
– Конечно, конечно, гражданин Бусыгин. Не только не откажем, но и всячески поприветствуем похвальное намерение. Признание желаете писать публично или, так сказать, в спокойной обстановке?
– В спокойной обстановке. Но хотелось бы в вашем непосредственном присутствии.
– Вот козел! – ругнулся капитан Паша и добавил еще ряд трехэтажных непечатных выражений.
– Паша, гражданин имеет право, – укоризненно-насмешливо попрекнул капитана майор Ильич. – Пройдемте, гражданин Бусыгин, для чистосердечного признания... Не кипятись, уж потом он твой.
– Это уж точно, – сквозь зубы процедил капитан, делая вид, что плюет себе под ноги. – По дороге еще поговорим, жопа! Я те ребра пересчитаю, умник.
Макс, однако, на последние слова капитана Паши большого внимания не обратил и смысла их вовсе не испугался. Угрожать побоями ему, вампу, было более чем забавно.
В кабинетике, куда привел его майор, Макс первым делом начертал на листе бумаги несколько цифр и протянул лист Николаю Ильичу.
