знали, и в глазах местных жителей не было ни настороженности, ни подозрения, ни насмешки, мол, знаем мы вас, пачками ходят здесь такие, как вы… Отовсюду доносились голоса: «Пришел! Пришел!»
Со всех дворов стекался народ и примыкал к процессии. Жезу шел так, словно он был один и хорошо знал, куда идет, и не нуждался ни в чьем-либо совете и подсказке. Ему ровным счетом было все равно, кто там поднимает пыль за ним, кто и о чем перешептывается за его спиной. И только дойдя до середины селения, он замедлил шаг, медленно обернулся и будто только что увидел огромную толпу, окружившую его.
– Где Леви? – негромко спросил Жезу, и его вопрос тотчас продублировали десятки голосов, разнесли его по всей площади, по улочкам и дворам.
Над селением повисла зловещая тишина, которая тотчас надломилась женским плачем. Жезу нахмурился, его брови дрогнули. Он обратился к стоящему рядом с ним старику:
– Где мой друг Леви?
Старик попятился, боясь брать на себя столь высокую ответственность, но толпа сзади напирала, не позволяла ему уйти, и старику пришлось ответить:
– Он умер, учитель!
– Умер? – едва слышно переспросил Жезу, но лицо его не накрыла тень печали. Он оглядел толпу, и солнце своим золотым лучом очертило улыбку на его лице. – Тот, кто верит в меня, даже если умрет, все равно воспрянет ото смерти и будет живее любого из вас!
Фраза, без сомнения, была заготовлена, но прозвучала она так, что у Влада мурашки побежали по телу. «Я бы поверил! Я бы поверил!» – думал он, наблюдая за реакцией народа.
Люди были шокированы сказанным. Они понимали, что пророк сказал нечто запредельное, уж слишком невероятное, что требует какого-то разъяснения, каких-либо комментариев или доказательств.
– Ведите меня ко гробу! – потребовал Жезу.
Тут даже самые зачерствелые скептики, которые с легким любопытством и плохо скрытой иронией поглядывали за Жезу издали, поспешили за процессией, чтобы не упустить самого главного. Атмосферу накаляло ожидание чуда. Глаза людей горели, взгляды были обращены на человека, быстро поднимающегося на гору к скале, куда уносили умерших.
Влад отставал, его толкали, наступали ему на ноги, он вызывал раздражение, но бежать за толпой он не мог. Чувство восхищения грандиозным, хорошо поставленным спектаклем быстро сменилось досадой и даже легкой неприязнью к участникам. Как ни крути, это все же было массовое надувательство. Обман. Фальсификация. И Влад испытывал точь-в-точь такие же чувства, что и во времена предвыборной кампании у себя на родине, когда с экрана телевизора, брызгая слюной, кричали политики, и Влад прекрасно знал, что они лгут.
Наконец он остановился, провожая глазами огромную толпу, устремившуюся вслед за пророком по склону. В селении остались только глубокие старики, которым не по силам было подняться на гору и увидеть чудо, да совсем маленькие дети. Один из них, лет трех, привлек внимание Влада своей медлительностью, что резко выделяло его среди других детей. Голопузый мальчик передвигался как старик, опираясь одной ручкой на стену и неестественно высоко подняв голову. Сначала Влад подумал, что таковы правила некой детской игры, но тут обратил внимание, что глаза ребенка были наполовину прикрыты, огненно-красные отечные веки воспалены, а ресницы склеены засохшими серыми корками.
Опустившись на корточки, Влад тронул пальцами нежный подбородок малыша, рассмотрел ссохшиеся глаза и подумал, что, должно быть, у мальчика конъюнктивит, чем Влад сам как-то болел в детстве после ангины. Он оглянулся с естественным желанием увидеть мамашу ребенка, и встретил испуганный взгляд молодой женщины, которая выглядывала из-за угла забора. Она поняла, что незнакомец пришел сюда вместе с Жезу, и глаза ее были полны страха, как если бы Жезу слыл среди местного населения разбойником.
– Принеси-ка воды и полотенце, – попросил он женщину, удерживая ребенка, который по молодости своей еще не страдал от болезни, так как уже привык жить во мраке.
Женщина исполнила поручение, но подойти к Владу побоялась, поставила чашу с водой на землю шагах в десяти. Влад выложил все свое аптечное богатство, нашел марганцовку и стрептоцид, промыл каждым раствором глаза ребенку, с каким-то творческим удовлетворением наблюдая, как освобождаются от плена его веки, разлепляются ресницы, и Влад стал свидетелем настоящего чуда, совершенного не им, а лекарствами, которых организм ребенка никогда не знал, а потому реагировал на них фантастически быстро. Угасало мучительное воспаление, сходил отек, и веки бледнели, принимали нормальное очертание, и наконец ребенок открыл глаза, восторженно глянул на залитый солнцем мир, захлопал ресницами от удивления…
Женщина, ни слова не говоря, рухнула на колени, ткнулась лбом в пыль и замерла. Влад собрал лекарства и увидел, что улочка заполнена женщинами с детьми. Они гладили, щупали, рассматривали прозревшего мальчика, напуганного таким вниманием к себе, и взирали на Влада так пронзительно, с такой выстраданной мольбой, что ему стало неловко, и он остановился в круге и спросил:
– Может, еще кому-нибудь помочь?
Женщины двинулись к нему, медленно, с опаской, прикрывая лица, словно Влад был жгучим огнем.
– Вообще-то я не врач, – поспешил объясниться он, но вряд ли кто из женщин правильно воспринял его слова.
«Не напортачить бы», – подумал Влад, мобилизуя все свои слабые познания в медицине. Он мог надеяться только на необыкновенную восприимчивость к антибиотикам и септикам людей, никогда не знавших цивилизованных лекарств. Их генетическая память к лекарствам была чиста, а вирусы и микробы, злодействующие вокруг, чувствовали себя безнаказанно, им еще ни разу не приходилось мутировать и приспосабливаться. Но вот жалобы мамаш ставили Влада в затруднительное положение. Женщины не умели точно передать симптомы болезни и повторяли почти одно и то же: «Здесь болит», «тут колет», «кушать не может», «плачет много». И Влад, осматривая детей, больше надеялся на интуицию. Гнойные ранки он обрабатывал марганцовкой, а внутрь давал по четверти азитромицина (спасибо Мари, которая накупила все, чем можно лечить ангину и воспаление легких!). Больное горло он обрабатывал или стрептоцидом, или же пускал струю из аэрозольного баллончика с ингалиптом. При болях в животе на всякий случай давал антибиотик.
Увлекшись, он даже не заметил, как с горы в селение повалил народ. Первыми прибежали мальчишки. Глаза у них горели, дыхание с шумом рвалось из груди, многие были бледны и испуганы.
