слушала, открыв рот!.. Ей не нравилось, как я причмокиваю за обедом, не нравились мои вывернутые ноздри… — Доктор непроизвольно почесал нос. — Ее раздражали, видите ли, мои руки в старческих веснушках, мои глупости и умничанье. Даже мой запах — о подлая самка! — убивал ее!
Бандиты расхохотались.
— А ты, оказывается, та еще вонючка! — поспешил заметить Вулдырь.
— То-то я смотрю, вонища появилась! — добавил Консенсус.
— Мой запах напоминал ей запах прокисшего молока… — не обращая внимания на реплики, продолжал доктор. — Кроме того, ей надоело стирать мое белье, она обзывала меня чмом и идиотом… Не знаю, где она нахваталась таких слов…
Последовал новый взрыв хохота. Шрамм сделал глубокий вдох.
— Она еще написала, что ей всегда не хватало настоящего мужика, который бы драл ее как козу. Она жила с подавленным либидо.
— Ну и прикольная у тебя телка! — оценил Вулдырь.
— Она забеременела от другого человека, в чем и призналась мне. И в конце своей записки предупредила, чтобы не вздумал ее искать, иначе мне оборвут все выпуклости.
Бандиты корчились от смеха не переставая.
— А к кому она ушла, рогоносец? — задыхаясь, спросил Консенсус. — Познакомил бы со своей Люськой. Мы бы ее отодрали по первому сорту!
— Она ушла к Кара-Огаю, — ответил Иосиф Георгиевич.
— Понятно, — после паузы озадаченно отреагировал Вулдырь. — Баба не промах.
Поздним вечером Консенсус и Вулдырь вместе с доктором заявились в больницу. Шрамм обещал показать, где хранятся продукты. А Юрка, заметив пришельцев, бросился спасать Машу. Некуда ей было бежать, как и ему самому. В безумном городе она не прожила бы и нескольких часов.
— Маша, проснись, — прошептал он.
Она открыла глаза, улыбнулась.
— Это ты?
Уговаривая и подталкивая, он вывел ее на задворки.
Маша теперь безотлучно находилась при нем, и он уже не представлял, как раньше мог обходиться без ее лучистой улыбки, тихого, невесомого, как тень, присутствия. От нее исходила теплота, он чувствовал это инстинктом и сердцем, но по молодости или же духовной неискушенности объяснить это не мог. Все же ему не было девятнадцати лет. Маша радостно выполняла его маленькие поручения, например, утихомирить беспокойную палату или вынести из-под больного судно. Что будет, когда жизнь нормализуется, Юра не знал, но, странное дело, он и не хотел, чтобы это смутное время кончалось, потому что именно сейчас почувствовал душевное спокойствие. Юрка был счастлив, поскольку в одиночку справлялся со всей больницей — был директором, главврачом, завхозом и электриком в одном лице. Он падал с ног от усталости, выматывался до кругов перед глазами, но взамен получил бесценное: впервые в жизни он осознал меру своего достоинства, самолюбия — чувств, которых ему не полагалось иметь в детдоме.
Отравляли существование мысли о кормежке. Продуктов всегда не хватало, а тут часть расхитили, да еще унесли мародеры под руководством Шрамма.
«Помочь могут только военные», — после раздумий понял Юра и отправился в полк. Командира он видел два или три раза, да и то издалека. Представлялся он ему суровым и сухим человеком — однажды Юрка видел, как подполковник рычал и обкладывал матом потного от страха прапорщика. Тот стоял, выпятив брюхо, и ежесекундно послушно кивал головой.
Маша увязалась вместе с ним. В полк они прошли через черный ход — дыру в колючей проволоке. Старший лейтенант, попавшийся им навстречу, объяснил, как найти штаб. Но в здание их не пустил прапорщик-часовой. И они долго бы ждали, если б командир не вышел сам. Он окинул недовольным взглядом юную парочку и спросил:
— А это кто такие? Почему посторонние у штаба?
— К вам на прием просятся, товарищ подполковник, говорят, из сумасшедшего дома. Я их гоню, а они не уходят, — пожаловался прапорщик.
— Что, жрать нечего? — грубо спросил командир голосом, в котором, как показалось Юрке, сверкнул металл. У него сжалось сердце. Маша же, наоборот, уперла руки в бока и нахально стала разглядывать «военное чудовище».
— Нечего, — просевшим голосом ответил Юра. — То есть осталось совсем немного.
— Ясно, если б было нечего, пришел бы еще раньше. Ты кто, директор? — спросил командир, прекрасно зная, кто в больнице хозяин.
— Санитар…
— Пошли!
Он привел их в кабинет с койкой в углу и телефонами на столе, что сразу успокоило Юрчика. Еще он успел разглядеть на столе карту и тут же отвернулся: на ней наверняка были нарисованы секреты, которые Юрку, конечно, не интересовали. Ему требовалась еда для подопечных.
— Значит, еще не вымерли? Это вам повезло, что вы рядом с полком находитесь, а то при нынешних нравах от вашей богадельни давно бы камня на камне не оставили. А почему директор не пришел… или кто там, главврач?
Юра откашлялся и сбивчиво пояснил, что он единственный, кто остался из персонала, остальные разбежались.
Командир поднял трубку и потребовал найти Костю. Когда тот появился в кабинете, Лаврентьев сказал:
— Пойдешь вместе с этой сладкой парочкой в психлечебницу, оценишь состояние больных, запасов пищи, потом подготовишь мне краткую записку. Надо помочь продуктами. А то, неровен час, перемрут. Жалко будет, ведь божьи дети, кто о них позаботится, как не воины?
«Деловой мужик! — восхищенно подумал Юра, когда они втроем вышли из штаба. — Вот бы кого директором к нам. Ни один бандит не сунулся бы…»
Очкарик-капитан протянул руку и назвал себя:
— Костя.
Юра и Маша тоже назвали себя.
— Первый раз вижу такого молодого врача. Ты что заканчивал? — спросил Костя.
— Да нет, я санитар, — смущенно пояснил Юра. Ему показалось, что капитан слегка пьян. Впрочем, он уже знал, что офицеры никогда не были трезвенниками.
— А вы санитарка? — обратился капитан к Маше.
— Я сумасшедшая, — вздохнув, ответила девушка.
— А-а, — ответил Костя. — Не похоже…
— Я тоже так считаю, — сказала Маша. — Но врачи говорят, что у меня шизофрения.
— В наше время и нормальные ведут себя почище сумасшедших, — заметил Костя. С психически больными ему не приходилось иметь дела.
— Не утешайте меня, — вдруг строго сказала Маша. — Еще неизвестно, кто кого должен утешать.
— Маша, не надо! — попросил Юрчик. — Костя ведь хочет помочь нашим больным.
— Да, нашим больным, — тихо подтвердила она. — Мы не будем возвращаться?
Но ее не расслышали.
Вечером они поссорились.
— Ты держишь меня взаперти… Выпусти меня, Юрочка! — вдруг взмолилась она. — Отпусти, мне плохо здесь, я буду тебя обзывать, щипать, мучить, пока ты не отпустишь меня.
— И куда ты пойдешь? Там нормальным людям жизни нету, ты умрешь через десять минут, как рыба без воды, те же бандиты отловят тебя и живой не отпустят.
— И пусть меня убьют, но я умру свободной!
— Ты идиотка!
