допросил начальника дежурной смены, начальника караула…
— А где был вот этот господин? — Агиров упер свой палец в сторону Сиреги.
— У меня алиби! Я спал! — выкрикнул он.
Тут же нашлось несколько человек, которые подтвердили это.
Дежурный смены и второй охранник, на свое счастье отлучившийся в тот момент и тоже уцелевший, были посажены в подвал. Охранять их Агиров поставил начальника караула. Поисковая группа вновь начала прочесывать город. Сирегу же вывели из состава дежурной смены. Он не возражал, пошел валяться на койку.
Но, не пролежав и десяти минут, Сирега вскочил. Именно сейчас он ясно представил, что должен сделать. Не теряя времени, отправился в полк, который, как шутили в городе, стал филиалом дурдома. Сирега долго блуждал среди изнуренных, сонных, возбужденных, кривляющихся больных. Наконец у бойкого старичка, представившегося поэтом, ему удалось выяснить, что живет в полковой санчасти некто Юра — санитар…
Там Сирега нарвался на капитана-очкарика, который тут же завалил его массой ненужных вопросов: «Если вы не больной, то что вы тут делаете?.. Здесь российский полк, а не полигон для Национального фронта, хотя, между нами, становится формальным дурдомом… А может, вы шпион?» Наконец он понял, что пришельцу нужен Юра, не стал спрашивать, для чего и зачем, молча провел к двери.
Сирега постучал, но никто не ответил. Тогда он тихо приоткрыл дверь и увидел лежащего на кровати худосочного паренька. Тот открыл глаза, равнодушно глянул на вошедшего и отвернулся. «Еще один псих», — подумал Сирега.
— Это ты будешь Юрой-санитаром?
— Буду, — блеклым, как больничная штукатурка, голосом отозвался паренек, глядя в какую-то свою заумную пустоту.
— Я ищу доктора, — без предисловий начал Сирега. — Он связан с бандитами, вместе с ними грабил квартиры…
— Это Шрамм.
— Что? — не понял Сирега.
— Фамилия такая — Шрамм. Иосиф Георгиевич. Мерзкий человек… Зачем он вам? — будто выдавливая слова, произнес Юра.
Он повернул голову, и Сирега увидел его безжизненные, как лед, глаза.
— Мне нужен не так он, как его новые дружки.
— А вы кто? — равнодушно спросил Юра.
— Я бывший зэк, а теперь боевик Национального фронта, — исчерпывающе ответил Сирега и назвал свое имя.
Почему-то ему не захотелось темнить перед человеком, у которого, видать, умирала душа. Юрка сел, свесив худые ноги вниз, и уже с любопытством глянул на Сирегу.
— Отомстить хочешь… — Он понимающе кивнул. — Я знаю их. Оба в наколках, один — дылда, второй — маленький и гнусненький, тоже законченный подлец. Приходили, рыскали по больнице, продукты унесли… Я Машеньку от них прятал. А гадина Шрамм сам водил их по больнице и показывал, где что можно своровать.
— Где найти доктора? — нетерпеливо спросил Сирега.
— Где он живет, я знаю. Но вряд ли ты его найдешь там.
— Пошли, покажешь!
— Пошли, — быстро согласился Юрка. — Только давай сначала кашки с моими больными поклюем. Со вчерашнего дня ничего не ел.
Сирега согласился: подкрепиться надо. Они съели по большой тарелке перловки и запили бледным чаем без сахара.
…В квартире Шрамма, видно, никого не было: на стук не отвечали.
— А женка его где? — шепотом спросил Сирега.
— Сгорела, — так же тихо ответил Юра.
— Как это сгорела?
— Как спичка… Сбежала от него к вашему Кара-Огаю. А потом случился пожар в доме, и она сгорела. Разве не слышал?
— А-а, — протянул Сирега. — Так это, значит, она…
— Вспомнил?
— Да, видел как-то, — не стал уточнять Сирега.
Они спустились во двор. Сирега закинул автомат за спину и, поплевав на ладони, по кирпичным выступам и трубам полез на второй этаж, через форточку открыл лоджию и затем уже проник в квартиру типового проекта, в которой до недавнего времени сносно проживала семья Шраммов.
Обе комнаты хранили следы пьяного разгула. На прожженном в нескольких местах ковре валялись окурки, пустые бутылки, консервные банки, газеты в ржавых пятнах. Повсюду попадались на глаза стаканы со следами губной помады.
— Развратничал, оказывается, старикашка, — оценил обстановку Сирега. — Недаром Люська от тебя удрала…
Он прошел в коридор и открыл дверь Юрке. Тот несмело вошел, шепотом поинтересовался:
— А что будет дальше?
— Дальше будет засада.
И Сирега изложил свой план: затаиться в квартире, не шуметь, свет не включать, ждать прихода хозяина — одного или с дружками. Спать по очереди…
— Ты, конечно, можешь отказаться. Но я вижу, и у тебя есть с ними свои счеты…
— Хорошо, я остаюсь, — согласился Юра. — Но что ты будешь делать, если придут все трое? Они, наверное, с автоматами?
— Разберемся, — успокоил Сирега. — Вскрытие покажет…
— Я бы не хотел, чтобы ты стрелял. Ведь жизнь нам дается от Бога. И никто не имеет права лишать человека его жизни.
— Это ты все правильно излагаешь… А вот одна моя знакомая девушка, прежде чем нажать на курок, говорила: «!» Потому что она хотела попасть туда позже тех, с кем она мило перестреливалась.
— И где сейчас эта девушка? — спросил Юрка.
Сирега помрачнел.
— Ее убили. Она умерла на моих руках. Всю жизнь она была одинокой и никому не нужной.
— Вот видишь… И все-таки постарайся без стрельбы, — еще раз попросил Юра.
— Ты, я вижу, как баптист. У меня покойная бабка тоже была благоверная… — Сирега помолчал и добавил: — Ну ладно, постараюсь. Только ради тебя.
— И ради нее, — сказал Юрка и с уже неизлечимой болью вспомнил о Маше.
«Хороший парень, — подумал Сирега, — хоть и из породы хлюпиков. Смешной такой. Наверное, ему хорошо доставалось от пацанов в детстве…» И умудренный арестант Сирега вдруг попытался представить Юрку в их крытой. Вот кого бы замордовали в первую очередь. Хотя, может, как раз и наоборот. Есть на зонах такие люди из хилой породы, с невероятной просветленной душой. За решетку они попадают чаще волею случая, и неволя странным образом влияет на них, очищая, возвышая над окружающим зловонным тюремным болотом.
Юрка вдруг спросил:
— Сирега, а за что ты в тюрьме сидел?
Былой арестант убежденно ответил:
— Разбойник я! Дрался, хулиганил, по пьянке у гражданина мотоцикл отобрал, а когда вязали меня, у двух ментов почему-то челюсти хрустнули.
— А не жалко было их?
— Кого — ментов? Ну ты уморил! Чего их жалеть? Они мне потом три ребра с каждой стороны сломали и морду в арбуз превратили.
