«Снимай!» Сработал репортерский инстинкт. Страшная страна, ужасные нравы, немыслимые загадки! Она чувствовала, что сходит с ума. Куда исчезли военные и почему капитан, которого она сразу узнала, висит на дверях? Сидоров стал снимать, а Фывап металась среди безумных лиц, пытаясь найти ответ. Но никто не желал с ней говорить. «Возможно, это языческий ритуал самоочищения, связанный с уходом русских военных», — подумала она.
Тут со всех сторон закричали:
— Они снимают!
— Они снимают!
— Это нельзя!
Вооруженные вскинули свои автоматы, стали стрелять в воздух. Автоматы прыгали, скакали, как непослушные дети, хулиганские пульки вновь зацепили кого-то в толпе. Раздался крик, народ заволновался, вокруг скорчившейся на земле бабульки тут же образовалось кольцо любопытных. Она еще что-то побулькала и преставилась. И о ней тут же забыли, больные переключились на Сидорова и Фывап, их схватили за руки.
Журналистов поволокли, беспощадно постреливая над их ушами.
Очухались они в помещении. Прямо перед собой они увидели человека в пурпурном халате, тонкие губы которого едва усмехались, они жили отдельно на бесстрастном лице. Мужчина сидел на высоко стоящем кресле, задрапированном в красное, и, как показалось Фывап, смотрел сквозь нее.
Вперед выступил сутулый гвардеец.
— Ваше императорское величество! Эти люди посмели снимать без спросу на территории нашего суверенного государства. Они снимали распятого доктора.
— А почему мы должны скрываться от мировой общественности? Мы ведь за полную открытость, ибо, только открыв все, мы полностью избавляемся от предубеждений и двоемыслия, — мягким голосом, как с неразумными детьми, заговорил Верховный Иерарх. — Отпустите этих людей, они заслуживают уважения.
Фывап порывисто вздохнула, с облегчением подумала: «Хоть один нормальный нашелся». Увы, поторопилась дамочка с выводом.
Автандил стал выпытывать, откуда прибыли гости да зачем. Ответы Сидорова ему понравились, он махнул рукой, толпа стала быстро тесниться к выходу. Остались только приближенные, в том числе чернотелый с опахалом и крашеными куриными перьями, закрепленными на голове.
Иерарха потянуло на воспоминания. Он начал рассказ про республику, Сидоров снимал и восхищенно переводил, стараясь не расхохотаться. После того как его несколько помяли, он не мог отделаться от ощущения, что его разыгрывают. Фывап слушала серьезно. Рот ее непроизвольно раскрывался все шире и шире.
Но это было только начало. Автандил сделал паузу, принял торжественный вид и с прекрасной дикцией, которую не портил легкий акцент, прочитал заранее подготовленное «Обращение к правительствам, народам, континентам планеты Земля», в котором объявил о суверенном государстве Подутюрская Республика. Затем Автандил последовательно обратился к американскому народу, в ООН с предложением немедленно создать специальную комиссию по приему Подутюрской Республики в международную организацию.
В эти торжественные, триумфальные минуты на улице загрохотало, а сквознячок принес солярный перегар. Вслед за ним явился криворото-сутулый с грязной и унылой рожей.
— Тут на танке приехали! — объявил он.
— Кто? — спросили все хором.
— Да военные, они этот танк у нас сперли. Обнаглели, переговоры хотят вести о капитуляции.
— Пошли их к черту, я занят! — отмахнулся Автандил.
— Да они того… грозятся стрельбу открыть, — не унимался гвардеец.
— Киньте им под гусеницы двух теток, спереди и сзади. А чтоб тетки не уползли, свяжите их. И пусть эти умные военные сидят в своем танке.
— Ага! — радостно отреагировал гвардеец и тут же исчез.
Иерарх извинился за вынужденную паузу.
— А скажите, — спросила Фывап, — ваши подданные счастливы?
Автандил взметнул бровь:
— Безусловно. Ведь они обрели независимость!
Сидоров перевел, а Фывап снова стала спрашивать:
— Вы говорили, что наилучшая организация общества должна сочетать в себе три структуры — воинскую часть, тюрьму и больницу. Но в этой организации нет учебного заведения, культурного, культового и других…
— Они не нужны, — снисходительно ответил Иерарх. — Человеку достаточно научиться читать и считать. Первое — для того чтобы понимать смысл начертанных лозунгов, второе — чтобы отличить положительное большинство от отрицательного меньшинства. Для последних, кстати, и существует тюрьма…
— А как же прогресс, демократия? — пролепетала Фывап, не зная уже, как ей распоряжаться этой информацией.
— О, это ключевой вопрос! — похвалил Автандил. — Как таковой демократии вообще нет. Прогресса тоже. Но они в то же время есть — в душе каждого из нас. Душа — лучшее и надежнейшее вместилище. Не правда ли?
— Я не понимаю, на что мы переводим пленку? — спросил по-английски Сидоров. — Это даже не бред сумасшедшего.
— Я понимаю, — тихо ответила Фывап. — Спроси, за что они распяли бедного капитана? Попроси, ради бога, избавить его от мучений, пока он не умер.
Сидоров перевел вопрос. Автандил тут же бесстрастно ответил:
— Он глубоко провинился. За это и наказан. Он не спас от смерти моего приближенного. Поэтому он приобрел знак минус. И как доктор он не может жить, то есть быть со знаком плюс. Он тоже должен стать со знаком минус, и тогда сохранится равновесие и баланс.
— Уходим, — сказал по-английски Сидоров, — пока не стали со знаком минус.
И они ушли по-английски. Автандил не задерживал, но крикнул вдогонку:
— Не забудьте оповестить мировую общественность! Мы ждем комиссию ООН!
Специальная команда весело рыла могилы. Могильщики хохотали так громко, что перебудили даже самых застарелых ворон, которые помнили еще ужасы басмаческих набегов в период робкого начала коллективизации. Впрочем, жизнерадостные могилокопатели скоро устали, потому что мертвецов было много.
Спрашивали, когда будет утренняя кормежка. Автандил отвечал, что начался великий пост. На самом же деле куда-то запропастился Хамро, продсклад был заперт, а ключи увез каналья Вулдырь. Морду бы ему набить, особенно за томящуюся там Оленьку, да руки у всех коротки. Она уже украдкой проплакала все глаза и считала, что жизнь кончена, бандиты надругаются над ней, а когда Евгений Иванович наконец приедет спасать ее, впору будет топиться. Она не знала, что ее товарищу по несчастью Костику выпала еще более жестокая судьба. Он продолжал умирать, прибитый к дверям полкового штаба. Кровь стекала по обнаженным рукам, вязкой капелью падала на крыльцо…
Подутюрская Республика ликовала, больные забыли о ежеутренней пресной каше. Над полком плотной стеной стоял нескончаемый вой, отдельные крики тонули в нем.
— Уже прилетела комиссия ООН!
— Нас признали в далеком Уругвае!
— От папы римского ни гугу…
— Он пожалеет!
Автандил Первый, закрыв глаза, наслаждался этой шквальной симфонией, она ассоциировалась у него со всеми небесными стихиями, со стадом бизонов, в котором, разумеется, он был вожаком…
На одном из складов больные обнаружили противогазы и тут же научились их надевать. Те, кто не
