ошибаюсь, рядом с трупом.
– Именно, Генадьич. И сдается мне, я эту расчесочку уже видел, так что будь другом, форсируй экспертизу. Очень мне хочется знать, чьи на ней пальчики и волосики!
– Попробую,– кивнул Логутенков.– А у кого ты ее видел?
– Вот будет экспертиза – тогда скажу,– усмехнулся Онищенко.
Глава тринадцатая
В отдел Онищенко вернулся очень довольный. А когда ему позвонили и сообщили, что нашли «мерседес» Гунина, и не где-нибудь, а во дворе Мучникова, опер просто замурлыкал от удовольствия.
День складывался на редкость удачно.
Онищенко съездил в прокуратуру, получил у Логутенкова постановление на изъятие и вместе с любопытствующим важняком и экспертом загрузился в кашинскую «Ниву», захватил по дороге «народного умельца» по вскрытию крутых тачек и приехал по указанному адресу.
У «мерса» уже топтался очень недовольный участковый.
Онищенко быстренько отправил его за понятыми.
«Мерс» вскрыли, сняли многочисленные отпечатки. Никаких «гостинцев» внутри не оказалось, кроме маленькой капельки крови на заднем сиденье. Эксперт аккуратно вырезал кусочек дорогой натуральной кожи и уложил в пакетик.
«Умелец» запустил двигатель, и Онищенко с удовольствием уселся за руль роскошной машины. Приятный контраст с «Нивой», которую опер перепоручил Павлову.
У дверей родной конторы Онищенко столкнулся с полковником. Сам с неодобрением поглядел на «мерседес».
– Часто машины меняешь, Онищенко,– буркнул он.
– Да она в розыске,– отбрехался опер и собрался обогнуть начальника по кривой, но не вышло.
– Ты у нас по психам спец,– поджав губы, произнес полковник.– Там в обезьяннике двое ненормальных сидят, иди, разберись.
– А что, дежурного у нас нет? – не сдержался Онищенко.
– Иди и разберись! – с нажимом произнес Сам и удалился.
Онищенко сплюнул и пошел разбираться.
Дежурный его приходу обрадовался:
– Ефимыч! Ты глянь! Ну чистая обезьяна! И разговаривать, подлец, не желает, только дразнится!
Онищенко подошел к решетке. Небритый взлохмаченный мужик, полуголый и страшно возбужденный. На морде – следы «сопротивления задержанию». Увидев Онищенко, мужик замычал, загримасничал, замахал руками.
– Во! – сказал дежурный.– Опять! Врезать ему раза!
Опер поглядел на задержанного с минуту.
– За что его? – спросил он.
Дежурный глянул:
– «Нарушал общественный порядок, нецензурно оскорблял граждан и работников милиции…» Ну, как обычно, Ефимыч! Может, в дурку его?
– Задержал кто?
– Сержанты Гусев и Мамашкин.
– Вызови-ка их сюда.
Гусев и Мамашкин, труженики ППС, явились пред ясны очи Онищенко через пять минут.
– Ваш? – Онищенко кивнул на полуголого.
– Ага! – дружно подтвердили сержанты.
– Значит, выражался нецензурно?
– И оказал сопротивление! – подтвердил на этот раз один Мамашкин.– Во! Руку мне поцарапал! – Сержант продемонстрировал свежую царапину.
– А скажи мне, Мамашкин,– Онищенко прищурился.– Понимаешь ли ты язык жестов?
– Это пальцовку, что ли? – настороженно спросил сержант.
Онищенко покачал головой:
– Не совсем. А скажи мне, сержант Мамашкин, как именно выражался задержанный?
– Ну, кричал, это, по матери, по-всякому… – сержант выдал десяток слов из тех, что по телевизору говорят редко.
– А знаешь, Мамашкин, может, тебе из ментов в доктора податься?
– Что я, дурной? – удивился Мамашкин.– За тысячу рублей вкалывать? – И тут сообразил некий подвох.– А чего это мне в доктора?
– А того, Мамашкин, что, если задержанный ваш у тебя кричал, пусть даже нецензурно, то тебе, Мамашкин, прямая дорога в великие доктора, потому что задержанный ваш, насколько я понимаю, глухонемой, скорее всего, от рождения. Так? – Он повернулся к полуголому, приблизил к нему лицо и проговорил, отчетливо артикулируя губами: – Ты глухонемой, верно?
Задержанный часто и обрадованно закивал.
– Ухари! – буркнул Онищенко.– Где у вас второй псих, показывайте.
– Не псих, псишка,– сказал сконфуженный дежурный.– Я ее там, в комнатке посадил. Она спокойная.
Дежурный открыл дверь, Онищенко заглянул…
В уголке на стуле тихонько сидела Даша Герасимова.
Глава четырнадцатая
– Класс! – сказал Юра.– Вы теперь со Светкой почти соседи!
– Меня завтра выпишут,– застенчиво проговорила Даша.
На ней была свободная пижама из серого шелка, волосы аккуратно заплетены. Даша выглядела чистой, тихой и домашней. Какой-то незнакомой.
– С тобой долго возились?
– Доктор сказал: для специалиста работы – на пятнадцать минут.
– А сама ты – как? – спросил Юра.
Он пристроился на ковре у ее ног. Мимоходом поймал на лету комара, убил. Интересно, как они ухитряются проскакивать через кондиционер?
– Я? – Даша потерла переносицу.– Да нормально.
– Но ты помнишь, что с тобой было?
– Представь, помню. Но – как будто давно-давно было. Может, это от лекарств?
– Может быть. Я тебе соку принес. И черешни. Хочешь?
– Если с тобой – хочу.
– Я схожу, помою…
Юра забрал черешню, сходил в ванную.
– А у тебя там – джакузи. Ты знаешь?
– Ага. Это лучшая палата. Мы же спонсоры. Скажи, а их поймали?
– Кого?
– Николая. И этого, маленького?
– Какого маленького?
– Мелкий такой пацанчик, на крысу похож. А уши – как у обезьяны.
– Кошатник! – воскликнул Юра.– А он тебе что сделал?
– Он меня отпустил…
Священник отец Александр показался Юре слишком молодым для священника. А лицо у отца Александра было доброе, интеллигентное, такое пристало скорее какому-нибудь преподавателю литературы, чем духовному пастырю подобного Центра.
– Батюшка, я хочу спросить… – Юра замялся.
– Я тебя слушаю, сын мой,– мягко произнес священник.
– Я… С ней все будет в порядке, с Дашей?
Это был не тот вопрос, который Юра собирался задать.
