Ласковин, по собственной инициативе, составил другу компанию.
Солнышко уже высушило кровь на месте побоища. Трупы, естественно, увезли. Остался только посеченный пулями и осколками микроавтобус, который спихнули к обочине.
Митяев огляделся и решительно направился к загадочному для горожанина сооружению – то ли хлеву, то ли длинному сараю метрах в пятистах от дороги. Ласковин последовал за ним.
В сооружении имелись запертые ржавой балкой ворота и маленькая, болтавшаяся на одной петле дверца. На фасаде, под самой крышей, наличествовало единственное окошко треугольной формы.
Внутри сооружения пахло навозом и сеном и, несмотря на отсутствие окон, было довольно светло: те, кто сколачивал сараюху, не слишком старались, подгоняя доски.
На чердак вела лестница, так сказать, садового типа – две палки с поперечными перекладинами. Николай осторожно вскарабкался наверх. Ласковин последовал за ним без опаски. Если конструкция выдержала стокилограммового Митяя, то под Андреем точно не сломается.
Наверху было заметно темнее.
Митяев сразу направился к окошку, присел на корточки.
– Ага,– изрек он.– Все понятно.
– Что именно? – спросил Ласковин.
– Глянь! Видишь, сено разворошили. Значит, лежал кто-то. И хотел след замести, только наоборот вышло.
Митяев нагнулся, пошарил, разгреб сено.
– Видишь?
– Что?
– Следы от сошек.
– Каких сошек?
Митяев выпрямился, внимательно поглядел на Ласковина:
– Андрюха, тебе что, неинтересно?
– Почему ты так решил? – спокойно спросил Андрей.
– Ну-у… Ладно. Короче, картина ясная. Отсюда он и стрельнул.
– Кто?
– Снайпер! Как думаешь, гильзу поискать?
– Не ищи,– посоветовал Ласковин.– Гильзу опытный снайпер не оставит.
– Опытный, наоборот, винтовку сбросит! – возразил Митяев.– А с чего ты взял, что он опытный?
– Расстояние-то не маленькое. Попасть в ногу – не просто. Ладно, раз все ясно, пошли отсюда.
– Расстояние-то как раз маленькое,– уже снаружи заявил Митяев.– Даже я попал бы. Или ты.
– Из меня стрелок неважный,– заметил Ласковин.
– Не прибедняйся! – засмеялся Митяев и вдруг оборвал смех и остановился:
– Слышь, Андрюха, а это не ты, случайно, стрельнул?
– Охренел? Я же сказал: стрелок из меня хреновый, непонятно? А чтобы попасть в ногу на таком расстоянии, нужен настоящий снайпер.
– Угу,– пробормотал Митяев.– Это если в ногу целить. А если в туловище, то как раз хреновый стрелок в ногу и попадет.
– Так,– сухо произнес Ласковин.– Заруби себе на ломаном носу: стрелял не я. Все.
– Все, так все,– согласился Николай.– Абреку-то про снайпера рассказать можно?
– Расскажи.
– И какие предположения?
– Да любые,– Ласковин усмехнулся.– Те же сатанисты могли человека подсадить. Или велесовские.
– Ага! Велесовский! И пальнул в Трубу!
– Может, промахнулся? – с совершенно серьезным лицом предположил Ласковин.– А может, Венька решил шефа под шумок грохнуть? Чем не вариант?
– Да пошел ты! – буркнул Митяев и зашагал быстрее.
– Да не я это, не я! – крикнул Ласковин.– Русского языка не понимаешь? Не я!
Митяев уселся за руль, полез за сигаретами.
– И нечего обижаться на пустом месте,– сказал Ласковин.
– Я не обижаюсь,– буркнул Николай, прикуривая.
Но остался при своем мнении.
– Одно хорошо,– проговорил Митяев, когда они уже подъезжали к городу.– С разборками кончено.
– Нет,– сказал Ласковин.– Еще не совсем.
– Не понял, Андрюха?
– Мне нужен главный.
– Мучников, что ли?
– С ним тоже неплохо бы провести вдумчивую беседу. Но я думаю, главный – не он.
– С чего ты взял?
– Интуиция. Уж больно мощно его отмазывают, Митяй. Какой вывод?
– Боятся, что он кого-то сдаст?
– Именно!
– И что ты предлагаешь?
– Возьму ящик водки, пачку баксов и поеду к Онищенко. Думаю, он должен знать.
Онищенко водку взял, а деньги – нет. По его понятиям, водку он вполне заслужил, «отыскав» Герасимову. А взять деньги у преступника – а он считал Ласковина именно преступником и с точки зрения равнодушного закона был абсолютно прав – Онищенко было западло. По той же причине он не назвал фамилию Кренова. Но подкинул идейку:
– Мальца своего спроси.
– Какого мальца? – уточнил Ласковин.
– Матвеева.
– А он откуда может знать?
– Он не знает,– буркнул Онищенко.– Но он знает тех, кто знает. Захотят – скажут. Не захотят – извини.
– Не захотят – заставим,– заметил Ласковин.
– Это вряд ли! – усмехнулся Онищенко, и Ласковин понял, что его догадка верна.
На этом они расстались. Ласковин поехал растряхивать Юру, а Онищенко – писать бумажки. Настроение у опера было неважное. Мучников наконец заговорил и заговорил до того гладко, что не подкопаешься. Каждая деталька тщательно увязана, и каждая деталька говорит о полной непричастности подозреваемого.
Глава шестнадцатая
Похороны Суржина (и Куролестова заодно) оплатил город. Хоронили престижно и торжественно. Мэр, правда, не приехал, но и без него шишек хватало. Последним говорил речь депутат Госдумы Кренов. Говорил очень трогательно, так, что проняло даже заскорузлые души чиновников,– у некоторых слезы на глаза навернулись от умиления.
Куролестова хоронили скромнее. Народу было человек восемь. Из родственников – только мать. Местный батюшка быстренько отчитал над закрытым гробом, друзья-сослуживцы покидали землю и поехали пить водку.
На поминки Суржина в банкетный зал гостиницы «Карелия» набилось человек двести. Тоже пили водку. Но лучшего качества.
Депутат Госдумы Кренов, он же – Великий архимаг Черного Храма Сатаны, ехал домой в сопровождении трех телохранителей и милицейского эскорта.
Господин Кренов был очень опечален и озабочен. Совсем недавно он с искренней страстью говорил о стихии беззакония, затопившей Землю Русскую. И о тех, кто отважно борется с ней. И гибнет. Депутат называл имена борцов. Много имен. Среди них был и начальник ГУВД, и все его заместители, и представитель президента, и «наш уважаемый господин мэр», и даже начальник ГИБДД области.
Фамилий Логутенкова и Онищенко депутат не упомянул, хотя знал их очень хорошо. Если бы господина
