ковыряться в зубах, потом ослаблять узел галстука и застегивать пуговицы пиджака, через минуту – все наоборот.
– Завтра утром ко мне, – негромко сказал он. – Расскажешь все, что знаешь об этом Столешко.
– Лучше послезавтра, – ответил я, прикрывая губы бокалом.
– Почему послезавтра?
– Первое апреля, – ответил я. – Вы получите письмо с приглашением от князя… И тогда я вам обо всем расскажу. Так будет лучше…
– Хорошо, – подумав, согласился следователь.
У меня стала кружиться голова – не столько от выпитого, сколько от того, что я увидел и услышал в этом зале. У меня сжималось сердце при мысли о князе. Несчастный старик! Как он все это переживет? Какой несмываемой грязью выпачкана его светлая душа!
Я вдруг почувствовал такую острую жалость к старику, что ноги сами понесли меня к выходу из зала. Выбежав в коридор, я заглянул в мастерскую. На кожаном диване, отгородившись от двери мольбертом, словно ширмой, громко сопел крупнотелый охранник, лежащий на официантке. Он приспустил с себя камуфляжные форменные брюки, и его белые, покрытые редкими волосками и розовыми прыщиками ягодицы студенисто раскачивались, а официантка, расставив рыхлые молочные колени и приподняв раскрасневшееся лицо, смотрела в расписной потолок невидящими глазами и издавала частые отрывистые звуки: «А! а! а! а!..»
Я с грохотом захлопнул дверь, кинулся вниз и без стука влетел в кабинет. Князь с лицом цвета седины, в расстегнутой косоворотке, сидел в кресле и, морщась, массировал грудь. Перед ним на корточках стояла Татьяна и медленно вводила в набухшую вену старика иглу шприца.
– Что? – ахнул я, замерев посреди кабинета.
– Вызови «Скорую», – не двигаясь, произнесла Татьяна.
– Не надо «Скорой», – жестко приказал князь и осадил меня взмахом руки. – Не тростись, как дергунчик, сейчас пройдет… Ах, вероломцы! Облыжные люди! Пригрел змеиный клубок на своей груди…
Слышал ли он о том, как ему готовили дом престарелых или больницу – не знаю, но в этот момент я испытал величайший стыд, словно был виновен перед князем, совершив какой-то омерзительный поступок. Слова застыли у меня в горле, тяжелый взгляд князя прибивал мои ноги к полу, связывал руки, и я стоял истуканом, не в силах поднять глаза.
– Родька-то там как? – спросил князь. – В подпол от позора еще не провалился?.. Твоя игла, камочка, печет, как жигало, и рука занемела… Готовь приказ на завтра: всех вон с усадьбы! Всех в замшелое болото! Оставляю только Палыча да вас обоих.
– А садовницу? – напомнил я.
Князь исподлобья глянул на меня, закряхтел, когда Татьяна вытянула иглу из его руки, и согласился:
– Конечно… И садовницу.
– Не торопитесь, Святослав Николаевич, – сказала Татьяна, заворачивая шприц и обломок ампулы из- под дигоксина. – Приказом вспугнем преступника, и он сбежит безнаказанным. Пусть пока все идет своим чередом. Еще день-два, и мы его возьмем под белы рученьки.
– Пусть будет так, – не стал возражать князь. – Ты у нас командуешь парадом… А вы, смотрю, уже снюхались? Жениться надумали?
Мы с Татьяной промолчали. Я продолжал пялиться на письменный прибор, стоящий на столе, а Татьяна перебинтовывала князю руку.
– Ну да, – по-своему растолковал Орлов наше молчание. – Жениться не долго, да бог накажет: долго жить прикажет. Я не подстегиваю. Но до моей смерти… Смотрите у меня!
И он почему-то только мне погрозил пальцем.
Дверь неожиданно распахнулась, и на пороге объявился Филя. Он зашел в кабинет так вольно, словно это была его квартира, и быстро подошел ко мне.
– Я тебя ищу, а ты здесь прохлаждаешься!
– Ты, наглуша, для приличия хоть бы в дверь постучал, – спокойно заметил князь.
– Да хватит возникать, папаша! – скривил лицо Филя. – Я не к вам обращаюсь.
Я даже опешил от такой наглости и уже определил глиссаду, по которой кассир должен был вылететь из кабинета, но Татьяна незаметно подала мне знак, чтобы я не совершал никаких подвигов.
Князь махнул мне, позволяя выйти. Едва я прикрыл за собой дверь кабинета, Филя положил мне руку на плечо и, почти касаясь своим лбом моей головы, горячо заговорил:
– Ну что ты с ума сходишь? Чего на Родиона окрысился?
– Ты для чего меня искал? – спросил я, снимая руку кассира с плеча.
– Да не ерепенься, говорю тебе! – сердито сказал Филя, тараща глаза и нацеливая свой нос мне в лоб. – Ты мне говорил, что у тебя финансовые проблемы? Я тебе, дураку, живые бабки хочу предложить, а ты в бутылку лезешь!
– Короче.
– Для начала подойди к Родиону в дальнюю комнату, где оранжерея, он хочет потолковать с тобой кое о чем. Только быстро – он ждать не любит. Если не станешь упираться рогами, как козел, – завтра мы с тобой обговорим одно дельце. – И, оглянувшись, добавил: – Сто тысяч баксов на первое время тебя устроят?
– Устроят. Давай! – Я протянул руку.
