– Вот, – Гешка показал пальцем на ключицу. Тамара встала на цыпочки, скосила глаза, обвела ноготком вокруг розового рубчика.
– Так интересно… Только как же это тебя угораздило туда загреметь? Не хватило возможностей у твоего папика, что ли?
Гешка вдруг обхватил ее одной рукой за спину, другой – за затылок и прижал к себе.
– Покалечишь, амбал! – забеспокоилась Тамарка, но не сделала попытки высвободиться.
– Ты почему сбежала с финала? – спросил Гешка.
– Меня купили, Геш.
– За дорого?
Тамара пожала плечами.
– Не очень… Я в Германию ездила. Балдежная была поездка!.. Хочешь, скажу по-немецки «Принесите бутылку вина»? Бринген зи мир айне фляше вайн…
– Зачем ты приехала, Тома?
Она стала смотреть на стены, на потолок, как школьница на классную доску с запутанным уравнением; это была не игра. Тамарка в самом деле не знала, что ответить.
– Когда ты был, – медленно говорила она, – мне было все равно, уедешь ты или нет. А когда тебя не стало, то… то…
Она не смогла назвать словами то, что испытала с отъездом Гешки, махнула рукой, подошла к камину за сигаретами.
– Геш, давай не будем друг перед другом оправдываться?
– Давай, – согласился Гешка.
– Тем более что я несчастная, и мне ужасно плохо жить на этом свете, – добавила она, прикуривая сигарету. – Вот был бы у тебя миллион рубчиков, что бы купил себе на эти бабки? Машину к старости? – очередь раньше бы не дошла. Дерьмовые кооперативные тряпки? Рыбные консервы? Ну, что бы ты себе купил?
– Рыбные консервы, – согласился Гешка.
– Вот видишь, – вздохнула Тамарка, – мне тоже только консервы достаются. Хоть матушка-природа внешностью не обидела, и денег можно намести целую кучу – вон, небритые вонючки толпами стоят у ресторанов, штуку за ночь предлагают, но не больше этого, Гош. Отдавай себя в их засаленные пальцы и под слюнявые губы, как петушок на палочке, и представляй, что счастлива… А ведь хочется это счастье лопатой грести, раз повезло. Но жизнь летит, второй не обещают…
– Давай поженимся, Тамара, – перебил ее Гешка, и слова эти прозвучали без напряжения, потому что вышли как бы сами собой. А Тамарка, наверное, не сразу поняла, о чем сказал ей Гешка; слова эти никак не клеились к их разговору, будто не подходили ни по качеству, ни по размеру.
– Поженимся? – переспросила она, сделала недоуменное лицо, будто Гешка ляпнул какую-то неприличную глупость. Сигарета в ее руке рисовала дымчатые иероглифы. – Почему мы должны жениться?
– Будем здесь жить. Порученец папика натаскает продуктов. И никого больше не будем видеть.
Тамара пожала плечами, закачала ножкой.
– Для этого вовсе не надо жениться… Ты, Геша, меня раньше времени хоронишь. Я не хочу замуж. Разве тебе мало того, что мы вместе?
– Мало, – кивнул Гешка и, чтобы Тамара не видела его лица, присел у камина, снял с крючка кочергу, сунул ее в угли.
Огонь замерцал искрами.
Рядом с Гешкиным плечом пролетел окурок, нырнул в пламя, засветился, растворяясь в углях.
– Ладно, – сказала Тамара, – тогда я тебя обрадую.
Гешка изо всех сил делал вид, что занят углями.
– Могу предложить за смехотворную цену штатовскую «варенку» под вельвет. Последний писк моды. Я бы себе оставила, но куртка в плечах великовата.
Гешка грохнул кочергой по поленьям. Над дымоходом закружился рой огненных мух, и клуб дыма мячом выпрыгнул из камина в комнату.
– Чего ты молчишь? – Тамара коснулась кончиком сапожка его плеча.
– Думаю.
– О чем?
– Мне нужны теплые вещи… Я не могу даже выйти отсюда.
Тамара поняла его по-своему:
– Нет, сейчас у меня ничего теплого нет. Весной, если хочешь, попробую достать тебе канадскую «аляску».
– Тамара! – с болью в голосе сказал Гешка. – О чем ты говоришь? Мне наплевать на твои «аляски», я люблю тебя! У меня, кроме тебя, больше никого нет! Ни роты, ни командиров, ни друзей. Даже отца у меня нет…
Он швырнул кочергу на решетку, встал и повернулся к Тамаре.
