Она не покачала головой, как Мэйс: «Чего еще от тебя ждать».
Она не заявила равнодушно, как Таггарт: «Я слышал о несчастном случае, но ты ведь все уладил».
Вместо этого Роза воскликнула:
– Какой ты замечательный друг! Я мало знаю людей, у которых хватило бы присутствия духа отыскать оторванный палец и забрать его, вместо того, чтобы впадать в панику.
Шейн оценил ее отношение. И тогда он рассказал ей об еще одном почти роковом приключении – в таких выражениях, как будто это случилось с посторонним человеком. В тот раз он и вовсе понял, что произошло, только когда очнулся в реанимации.
– К тому времени, – рассказывал он взахлеб, – я уже валялся на земле, а до них даже не дошло, что я вырубился. Они решили, что я сплю!
Роза восхищенно рассмеялась.
Шейн хохотнул в ответ.
– Такой уж я человек. Надежный. Невозмутимый. Всегда на высоте.
– И скромный. Не забудь про скромность, – усмехнулась Роза. Она встала и налила обоим по чашечке кофе.
Шейн тоже улыбнулся, не обидевшись на шутку. Ее подтрунивание не задевало его так, как ехидные насмешки Мэйса. Вместо того, чтобы перевести разговор на другую тему или огрызнуться в ответ, как Шейн обычно поступал со своим братом, он добродушно отшучивался.
Шейн вытянул ноги и устроился на стуле поудобнее. Обычно он не любил засиживаться после еды. Обычно он беспокойно поглядывал на часы, нервно барабанил пальцами по столу и рвался побыстрее сбежать. Но не сегодня.
Конечно, идти было некуда – снаружи лежал метровый слой снега.
Но дело не только в этом.
Шейн не хотел никуда идти. Он не хотел оказаться где-нибудь в другом месте. Ему хотелось остаться здесь.
С Розой.
Он смотрел, как Роза подливает молоко ему в кофе, не очень много, примерно столько, сколько он сам налил себе чуть раньше. Ему было приятно, что она это заметила. Дженни всегда лила слишком много молока, а Мэйс морщился и говорил: «В чем дело, парень, неужели ты не можешь пить нормальный кофе?»
Роза протянула ему кружку и улыбнулась.
Шейн улыбнулся в ответ. Предчувствие опасности шевельнулось внутри, застав его врасплох.
Он ощутил странное беспокойство, но почти сразу забыл о нем. Еще успеет наволноваться из-за собственных чувств.
Шейн был из тех людей, которые живут одним мгновением. Он давно уже понял, что именно в этом заключается жизнь.
Прошлое осталось позади. Будущее неотвратимо, но, даст Бог, кривая вывезет. Сейчас Шейн переживал один из лучших моментов в своей жизни. И вряд ли это можно будет вернуть.
Роза, склонив голову, взглянула на него из-под полуопущенных ресниц.
– Должно быть, ты всегда хотел кататься на быках. Правда? С тех пор, как впервые их увидел.
Она права. Хоть и не ясно, откуда она это узнала.
Большинство людей не понимают, зачем он ездит верхом. Им трудно даже вообразить, что заставляет человека добровольно помериться силами со злобным бычарой весом в целую тонну.
Шейн не мог объяснить, что им движет. Но с тех пор, как он впервые попал на родео в Уилсале в возрасте четырех лет, он понял, что будет ездить верхом.
То, что остальные считали бессмысленным риском, для него было обычным вызовом, на который нельзя не ответить.
Возможно, причиной оказалось то, что даже в самом юном возрасте Шейн чувствовал в себе избыток энергии. Пришлось найти что-то большое, свирепое, внушающее ужас, чтобы обуздать эту энергию, дать ей выход.
– Правда, – сказал наконец Шейн. – Потому что не могу по-другому.
Роза кивнула.
– Да. Я понимаю.
Шейн знал, что она его понимает – девушка, ставшая цветочницей, а не юристом. Девушка, которой каждый день приходилось бороться за право быть собой. Если честно, Шейн был уверен, что она понимает его, как никто другой.
– Это вызов, – сказал он ей. – Я должен собрать все свои силы. Забыть про страх. И жить с последствиями. Какими бы они ни были.
– Да. – Она кивнула. – Да.
Шейн рассказал ей о Дасти, особенно опасном однорогом быке.
– Каждый раз, когда я сажусь на него, он пробует что-то новенькое. Как будто заранее обдумывает, что будет делать!
