кухне. Вот тут. Заметут тебя – мне похуй. На меня покатишь – я отмажусь. Ключ ты спиздил, записи все есть. А крошишь – потому что я тебя на вахте строил, все видели, у меня дядя спецреферент, мне поверят... Не заметут – считай, отмазался. Но вот тогда, – он вжал дубинку еще сильней, Вадим задохнулся, – тогда ты будешь делать все, что я тебе скажу. Все, понял? И попробуй только залупиться. Попробуй только кому- нибудь спиздануть...
Нажать сцепление. Три педали, сцепление – крайняя слева. Снять с ручного тормоза. Обязательно снять, иначе движок накроется. Сигнализация! Сначала, перво-наперво, до того как открыть дверцу – не забыть отрубить сигнализацию! Не хватало только, чтоб она завопила на всю Старушку. Вот брелок, – он шевелил в кармане потной рукой, перебирая ключи от “понтиака”, – вот. Ладно. Сняли с ручника, повернули зажигание. Начинаем с первой скорости – влево и вперед...
Вадим выглянул из-за угла. Торчит. Торчит, тварь, курит, вторую, что ли?! Арнольд, менеджер-реклам- щик, – на него Вадим наткнулся, едва выйдя из дверей главного входа: тот стоял на ступеньках, в пиджаке, спиной к нему, руки в карманах, во рту сигарета. Лицом к “понтиаку”. Шагах в восьми от того. В пяти. Рекламный Арнольд обернулся. Вадим посмотрел дико, не поздоровался, не попрощался – рванул наискось вбок. Матерно бибикнула тормознувшая тачка. Вадим пересек улочку, покинул поле зрения банковских камер, дошел до угла, свернул, остановился с максимально праздным видом. Погодя чуть высунулся. Пять окон светились по фасаду. Уже четыре. Два – закрыты жалюзи. Еще два... Но с этим ничего не поделать.
... И радуйся, козел, бога благодари, понял? – что я сегодня со Славиком поменялся, не оборачиваясь, цедил Гимнюк, косолапя впереди Вадима к вахте: флотская (она же бандитская) развалочка его вдруг усилилась до аллюра мультипликационного медведя. Ваще-то у меня сегодня выходной... Если б кто-то другой тебя зацемерил, ты б уже в “обезьяннике” парился...
Уходит! Арнольд сощелкнул окурок в висячую урночку, потянул на себя матово-стеклянную створку. Вадим напрягся стартовать из-за угла – но пиджачная спина подалась назад, выпуская из освещенного изнутри проема неидентифицируемый женский силуэт в длинном пальто. Гос-сди, сколько их там в здании? В полвосьмого вечера?
... Девятнадцать тридцать пять, снисходительно подсказал Федя, когда Вадим, дважды глянув на запястье, понял, что никогда в жизни не знал смысла ни черных делений по краям циферблата, ни створа стрелок. Гимнюк мелькал в задней комнатке (да, бля, пусть он тебя видит, типа ты уходишь!..). Рядом со слабоумно-корявым 19.35 значилось небрежно-невинное 18.10. Полтора часа прошло. Всего полтора часа...
Пора! Он выждал раз, два, три секунды и шагнул из укрытия. Труднее всего было не сорваться на бег. Снять с ручника, ключ в зажигание, нет, сначала сцепление, нажать сцепление и с нажатым сцеплением повернуть ключ... Если сейчас кто-нибудь выглянет в окно – не отмазаться. Выйдет из дверей – не отмазаться. Он был уже под объективом. Он был сгустком вакуума. Он повернулся ко входу спиной.
Взялся за дверцу.
Сигнализация!!!
Вадим стал нащупывать кнопочку на брелочке – ключи выскользнули на тротуар. Спиной к двери. Пальцы промахнулись, скребанули асфальт сквозь снежно-водяную слизь. Ни за что не отмазаться. Подцепил. Нажал.
Бип!
Вадим с такой силой распахнул желтую дверцу, что чуть не оторвал. Приложившись темечком о крышу, мордой вперед нырнул в низкий салон, вывернулся сквозь себя, захлопнул. Все... Все, все, полдела сделано. Треть дела. В темном пахучем нутре за густо тонированным стеклом его уже не видят. То, как он садился, Гимнюк сотрет. Оставит, как он отъезжает. Как Воронин входил, тоже сотрет. Н у, постоял себе “понтиак” час с небольшим да и укатил не солоно хлебавши. Странно? Странно. Но криминала нет. А главное, Аплетаев абсолютно ни при чем. Только надо нормально тронуться. Достоверно.
Ручник. Сцепление. Крайняя левая из трех. Зажигание. Первая скорость – влево и вперед.
И тут Вадим увидел, что все только начинается.
Вместо предполагаемой обычной коробки передач с вихляющей в двух измерениях ручкой у кожистой воронинской тачки оказался неведомый рычаг, ездящий только взад-вперед вдоль желоба с каббалистическими символами. А педалей оказалось две. Две, а вовсе не три.
Это было так неожиданно, так просто и непреложно, что на какое-то – видимо, к счастью, все-таки очень незначительное – время Вадим впал в совершеннейший ступор. Подвис. И лишь ценой изрядного усилия заставил себя осознать элементарное. Перед ним – автоматическая коробка передач. Гораздо проще. Для баб и лохов. Как фотоаппарат-мыльница. Не ошибешься. Система для дурака и против дурака.
Против. Вот именно. Вадим был полный дурак. И система сработала – он ничего не понимал. Что это за иероглифы у рычага? Ближе всего к панели – P. На этом делении рычаг стоит сейчас. Дальше по порядку: R, 1, 2, D, De. Во-во.
На хрен. Потом. Давай по порядку. Ручник. Ручник как ручник. Уже хорошо. Просто замечательно. Главное – начать. О’кей. Педали. Две. Га з и тормоз – логично? У обычной тачки они, кажется, идут так: слева направо – сцепление, тормоз, газ. Значит, левая – тормоз.
Попробуем тем же макаром. Вадим придавил левую педаль. С третьей попытки вставил ключ. Повернул по часовой стрелке. Если б он точно знал, что к зажиганию подсоединено полкило пластита, он был бы примерно так же решителен.
Ба-а... бах. Предательский агрегат вздрогнул, разбуженный, бормотнул неразборчиво движком, мутновато глянул на снег ближним светом. И, словно тем же импульсом активированное, дернулось в Вадиме: P – это Parking. R – реверс. Задний ход.
Сзади, метрах в пяти, стояла “ауди”. Следовало перевести рычаг на деление, осторожно – очень, очень, очень осторожно: неопытные водилы всегда слишком резко жмут на педали! – отпустить левую, нажать правую и вправо же тихонько вывернуть руль.
Он не сомневался, что врежется – что херов агрегат среагирует совсем не так, как он ожидает: рванется, например, может быть, даже в другую сторону – и смачно, с громом, лязгом, звоном и воем чужой сигнализации въебенится в одну из припаркованных поблизости машин. И еще Вадим не то что кожей – склизкой подрагивающей поверхностью мягких своих потрохов ощущал взгляд камеры, которая все видит, все пишет, – и эти кадры уже никакой Гимнюк не сотрет.
Газ не понадобился. Стоило отпустить тормоз – и “понтиак”, еле-еле-еле-еле, сам себе удивляясь, попятился узким задом, забирая вправо, по далекой дуге огибая гибельную “ауди”, перешел неширокую улицу и едва не уперся в прикорнувшее у противоположного бордюра что-то неопределенно-обтекаемое. Фак. Вадим прихлопнул педаль.
Спокойно. Спокуха, Коля, я Юровский. Опять отпускаем. Тихо-онечко, тихо-онечко, влево, прямо, так, так, так. Опаньки. Налево – переулок. Совсем ничтожный переулочек. Неосвещенный почти. До конца, метров пятьдесят, еще направо – и будет черный ход. Одна проблема – ехать теперь надо вперед. Куда рычаг?
Вадим сдвинул сразу на D. Абсолютно от балды. Это вполне могла быть позиция, приводящая в действие систему самоуничтожения или подающая сигнал в полицию. Но “понтиак” покатился вперед. Дрыгнулся на бровке – Вадим не рассчитал дугу крутого поворота. Он осмелел и толкнул газ. Совсем чуть-чуть. Прелестно. Форсированное превращение в Шумахера по экспресс-методу Илоны какой-то там. Тормоз. Хряп ребрами о руль – по обыкновению всех водителей-чайников. Тв-вою мать.
Он свернул в некий аппендикс и остановился в луже света перед дверью черного хода. Если сейчас отпустить педаль – машина поедет. Что делать? Поставить на Parking, урод.
В слепом торце здания окон нет – не заметят. Из министерства – не разглядят. Но – камера. Забота Гимнюка. Только б он не забыл отрубить сигнализацию...
... Я слышу – звуки какие-то левые на черной лестнице, сразу допетрил, что лажа какая-то, осклабился мичман. Чисто, говорю Феде, схожу проверю. Ценю – так и есть, бля. Я, бля, никогда не ошибаюсь...
Почему у подонков так часто замечательно развита интуиция?
Оставив открытой левую и открыв правую дверцу машины, Вадим быстро отпер Гимнюковым ключом черный ход. Сигнализация не возражала. Подхватил Очкастого, как давеча – под мышки. В голливудских
