Неаполе! – обильное хохляцкое присутствие. Но уже на центральной пьяцца Гарибальди, большей частью пошедшей под автовокзал, одна из билетных будок предлагала длинный список рейсов в Кыйив, Львив и Ивано-Франковск. На переговорном пункте огромными кириллическими буквами: «Тарифи до Украiнi. Знижено!» Магазин «Продуктi Украiнi. Polskie Produkty» с немировской горилкой. Перед дверьми магазина – представительная, человек десять, чернокожая тусовка: негры здоровые, витальные, приблатненные. И тут же – всего двое, но при таких хлебалах, рядом с которыми маргинальные «гуталины» выглядят собранием университетской кафедры и какие с дрожью узнавания мигом идентифицируешь в любой Кампании...
Гастарбайтеры? В бедной-то Южной Италии – какая такая потребность в дешевой рабочей силе?.. Значит, южные итальянцы едут – в качестве дешевой рабсилы – из Неаполя за длинным евро туда, где побогаче, а на их место ломимся через Карпаты, Румынию и бывшую Югославию котирующиеся по последнему, вовсе уж мусорному разряду МЫ, постсоветские...
Так что, когда ночью в трехзвездочном Prati на смежный с моим балкончик выползла завернутая в полотенце девка и по-русски попросила говорить потише, я уже нимало не удивился и даже деловито прикинул: проститутка?.. Говорил я с Виктором, до которого не смог дозвониться днем и который вдруг перезвонил сам – у него-то уже был восьмой час утра.
Ничего интересного мне дядь Витя, впрочем, не сообщил. Да, собственно, на что я рассчитывал – того же Глебова он вообще не знает... На всякий случай я попросил его пробить поляну – поелику возможно – по поводу вице-мэра Валентина Борисыча. Потому что у того по-прежнему всю дорогу откликался автоответчик. И даже в приемной трубку не брали.
У меня было чувство, словно я вернулся в Стамбул. Тут было почти так же шумно, грязно и суматошно, тут тоже было полно сумасшедших и не существовало ПДД, все галдели, размахивали руками, норовили «развести» глупого туриста и занимались куплей-продажей на любом свободном куске асфальта. Прямоугольная Piazza Mancini, в двух минутах ходу от моего отеля, в первой половине дня являла собой барахолку, где торговали поддельным всем: часы «крутых марок» покупатель просто выуживал из наваленной в ящик груды. Продавцы драли глотки, на землю сыпался упаковочный картон. Над площадью громоздился вполне совкового вида бетонный многоэтажный короб: по фасаду – сплошь лоджии, лоджии – сплошь в разноцветном стираном белье.
То же белье, белье, белье – за углом, поперек узеньких полутрущобных улочек, на обшарпанных старых и тоже разноцветных стенах в щелястых ставнях и балкончиках с узорчатыми железными перилами. Трудно представить себе городской «задник» живописнее – как под обложку «Буратино» попал: все ярко, потерто, аляповато, голоса балаганные, жестикуляция преувеличенная, типажи утрированные... Прямо посередине проезжей части, шугаемый клаксонами, ковыляет алкашеской походочкой такой Джузеппе Сизый Нос, вертя у себя под носом пальцами...
От Манчни и практически до порта – непрерывное уличное «меркато». Садишься в махоньком угловом кабачке, на улице, где столики в один ряд, – буйная неаполитанская жизнедеятельность остается за ширмой из циновки. Клиентура – исключительно местная. «Рост Биф» оказывается бужениной, что-то, неразборчиво написанное в меню от руки и наугад назначенное гарниром, – очередной макаронной смесью (собственно макароны, «помодори», сыр, мелко струганная ветчина). Все, впрочем, вкусно, очень дешево и даже – редкость, но встречающаяся, причем в основном как раз в нетуристических заведениях – не пытаются надуть. Правда, официантка так занята беседой по мобиле, что поди дозовись. Вообще не очень понятно, кого звать: меню (на одном-единственном листке), минералку в качестве бесплатного «аперитива» и собственно заказ приносили три разных человека...
Поев и неожиданно осовев, я пошел в сторону моря по улочке, в перспективе которой маячил шпиль Санта-Мария дель Кармине. По обеим сторонам сплошной чередой тянулись полулавки-полусклады, торгующие оптом, тротуары были завалены товарами, заставлены вешалками. Рябило в глазах от галстуков глючных расцветок. Сумки-чемоданы развалились лежбищем морских котиков и даже вроде бы неуклюже переползали с места на место. Звуки, голоса кипели в густом испаряющем бульоне полуденной жары, кружились, сталкивались, тонули, выныривали. Я слизнул пот с верхней губы. Майка липла к животу, вдоль позвоночника щекотно спускались капли.
То и дело бибикали над ухом – я шарахался от скутеров. Мать, ненормальное все-таки их тут количество... Поперек толпы с совершенно озверелой рожей гнал пацан лет десяти – на очень маленьком мопеде и с очень-очень громким треском... Бензиновая вонь. Голова кружится, с чего бы... Вроде всегда легко переносил жару, да и не такая она смертельная, жара... Возле одной из лавок густо висели надувные детские плавательные матрасы, раскрашенные в истошные цвета, с намалеванными ошалелыми зенками, осклабленными рожами, пятачками, ушами, ножками, хвостами, – толпились, пялились, скалились, выглядывали друг у друга из-за спин... Я провел рукой по лицу – рука странно и неприятно дрожала. И вообще чего-то...
Фасады задрапированы бельем (а за ним – что?..), белье, как пестрый куцый занавес, висит складками на многократно пересекших улочку веревках, из-за них торчит колокольня Святой Марии – диковинная, прихотливая, с разноцветным куполом-луковкой: какой там католический храм... Василий Блаженный? мечеть? да нет – просто что-то декоративное, игрушечное, как весь город, который не город никакой – кукольный театр в натуральную величину... Где все дергаются, носятся и приплясывают, как марионетки... и сам начинаешь чувствовать себя марионеткой... вразнобой и как попало тягаемой не за те ниточки... Да и ниточки спутались к чертям...
Я понял, что вдребезги пьян. Перед глазами плыло, ноги не держали. Я попытался понять, что ж меня так радикально-то «срубило». В кабаке в этом – ноль три пива... Еще чего-то пил сегодня?.. А? Нич-че не соображаю... Я ухватился за стенку, но не смог стоять даже так, сел куда-то, на тротуар... Рюкзак!! Не потерять!.. Казенная ж техника... Уф-ф... Полная ж-жопа... В дым, в дупелину, тыщу лет так... Кажется, ко мне подошли. Чего? Не, не это... нихт ферштейн... как там? донт спик итэлиан... Да че ты от меня?.. Каз- зел... Куда?.. Ты че... Не-не, никуда я... Да отвали... Ни-ку-да, ни...
Да. Да, да, да, сейчас, погодите...
Вопросы. Вопросы, и вопросы, и вопросы, и надо отвечать, и хочется отвечать быстро и исчерпывающе, чтобы никаких неясностней – но невозможно, все время что-то досадно мешает, мешает... Потому что спрашивают на чужом языке: не совсем незнакомом, нет, я его знаю, этот язык – не то чтоб хорошо, но более-менее, к тому же вопросы очень простые – но... надо сначала перевести, потом понять смысл, потом сформулировать ответ, потом перевести обратно... это мучительно, невыносимо долго, долго, так я никогда не поспею... Подождите, сейчас, сейчас я все скажу, все совсем просто, только погодите, сейчас... сейчас... я скажу.
12
У меня уже бывало так в этом турне – проснувшись, я в первый момент не мог понять, где нахожусь. Темень. Кромешная. Ночь? Я потянулся за мобильником – посмотреть, который час, – и понял, что лежу не в кровати. А на чем-то жестком, холодном, грязном.
Что за?.. Где я?.. Тут до меня дошло, что на самом деле мне только кажется, что я проснулся, – что это просто сон такой...
Я облегченно наладился отрубаться опять... не выходило... Ни черта это был не сон. Я лежал – валялся – навзничь на стылой каменной, в крошках каких-то плоской поверхности (на полу? на асфальте?) – в глухой темноте. С угловатым бетонным блоком вместо памяти и вообще вместо мозгов.
Нажрался?.. Не пил же вроде толком ничего...
Вдруг накатила неконтролируемая паника. Полная дезориентация. Ни хрена не вижу, не слышу, не помню, не соображаю... Я судорожно завозился на этом холодном в безуспешной поначалу попытке собрать все руки и ноги. Я вообще цел? Кажется... Даже вроде нигде особо не болит – хотя тело не слушается совершенно. Почему не видно ничего? Я ослеп? Нет... Нет, что-то все-таки различимо, едва-едва: какие-то смутные контуры. В той стороне, что ли, чуть посветлее?..
Сколько раз надирался, химией всякой паскудной закидывался, но такого – такого, по-моему, никогда не было... ГДЕ Я?!
Перевернувшись на живот, упереться ладонями в пол. У-упс... Отжаться на руках, подтянуть ноги... Раза с третьего получилось. Но встать... Это была утопия. В конце концов я сел на задницу – невидимый мир вокруг мощно раскачивался, желудок подергивался под кадыком. Я, мыча, стиснул виски грязными ладонями.
