– Ну, объяснит вам Тоха, что там у него с женой. И как вы намерены действовать?
Вопрос логичный... Я только сейчас сообразил толком, что цели-то у нас с тактическим союзником вряд ли общие. То есть цель Сергея понятна – помочь приятелю. А я чего хочу? Кому помочь? Майе? Далась она мне... Себе?
(«... Думаешь, мы случайно в Афинах встретились? Он меня за тобой до этого кабака полчаса таскал...», «... Он просил меня пробить поляну насчет вас. Видимо, не очень вам поверил...»)
– Для начала, – говорю, – разберусь, чего они все хотели от меня. А там по ситуации...
Сергей покосился на меня, ничего не сказал. Глянул на часы, снова обратился к освободившейся блондинке.
Не без некоторого раздражения, поджав губы, та по новой взялась за телефон. Развела руками – не берет, мол. Из-за двери были слышны монотонные трели. Рыжий сказал что-то настойчивое, девка, округлив и возведя глаза горе, простояла с трубкой добрую минуту. Тут уж переглянулись мы с Сергеем.
– Че-то не так, – говорю.
Рыжий поднялся с дивана и решительно постучал в дверь шатуринского номера. Раз, другой, еще громче. Девка высказалась недовольно.
Тогда мне пришлось убедиться, что спец по информации – страшная пробивная сила. Коза за стойкой в кратчайшие сроки была полностью подавлена, деморализована и вынуждена снять с доски ключ. Независимо подергивая плечиками и сердито бормоча, она отперла дверь и зашла в номер, окликая постояльца. Сергей, не менжуясь, двинул за ней. Мне оставалось только присоединиться.
Номер, соответственно, был одной из бывших комнат – не слишком большой. Кровать справа от входа – заправленная. Никого. Открытое окно на улицу, гулкий шум и голоса, с грохотом прокатили нечто ж-ж-ж- же-лезное... У окна тяжелый старомодный комод. Кресло, торшер. Никакого Антона – даже вещей его я не видел... Хотя нет – вот рюкзак. Неразобранный, кажется. И майка на кресле...
Девица что-то сказала, Сергей не ответил. Он стоял спиной к нам в проеме еще одной небольшой двери – видимо, в ванную.
– Что там? – спросил я, уже чувствуя, догадываясь: что-то совсем, совсем, совсем не то...
Мирский, по-прежнему не отвечая, быстро вошел внутрь. Я шагнул следом. Сначала я увидел только зад и спину рыжего, наклонившегося над бортиком ванны. Потом – торчащие из нее, из воды, чьи-то широкие голые колени... потом – какого цвета вода... Я еще ничего не понимал, но уже не удивлялся – словно заранее ожидал если не именно такого, то подобного...
Сергей медленно, не оборачиваясь, распрямился.
– Совсем холодный, – равнодушно сказал он по-русски глухим незнакомым голосом.
Я оглянулся на шевеление – блондинка стояла в дверях ванной, помаргивая все с тем же бессмысленным выражением.
Судя по ранним трупным явлениям, Антон Шатурин вскрыл себе вены на обеих руках порядка тридцати шести часов назад, поздно вечером позавчера или в ночь на вчера, сувенирным ножом – вы видели его когда-нибудь у покойного? – мент показал мне целлофановый пакет с ножом: складной, стильный, довольно длинное узкое лезвие, слегка изогнутая рукоять, опасную бритву несколько напоминает.
– Нет, ни разу.
Хотя уборку номера теоретически должны проводить ежедневно, вчера ее по обычному раздолбайству не делали, так что тело пролежало в ванной в течение полутора суток.
– Каким вам показалось его настроение во время последнего звонка? – По-английски полицейский говорил не лучше меня, что странным образом сближало.
– Он был встревожен пропажей жены, – в подробности вдаваться я, естественно, не стал.
– Он был... э-э... диспиритед... депрессд?.. Не упоминал о суицидальных намерениях?
– Нет, не упоминал.
– Может быть, раньше, когда вы с ним путешествовали?
– Ноу.
Пока делать выводы рано, но никаких признаков убийства нет. Жену – будут искать. Возбуждать ли уголовное дело – будут решать.
– Да ни хрена они возбуждать не станут. – Сергей дернул подбородком. – На кой черт им париться? Еще и иностранный гражданин... Самоубийство и самоубийство, расследовать нечего... Ловите цинковый гроб.
Он сидел сгорбясь, упершись мощным плечом в край столешницы и в нее же уставясь.
– А ты в него не веришь? – уточнил я (мы как-то нечувствительно перешли на «ты»). – В самоубийство?
– А ты? – Он поднял на меня глаза.
– Да я уже вообще не знаю, чему верить... Неужели, думаю, мои наезды его довели? По крайней мере, выходит, что умер Шатурин вскоре после нашего последнего разговора... Да ну, бред собачий...
– Таким ножом, – говорю, – в принципе, можно вены вскрыть, без особых проблем даже. Только он должен быть хорошо наточен. А сувенирные – они ж всегда тупые. Не специально же он его точить ходил...
Ментовские процедуры, несмотря на глубоко формальный характер (по виду и расторопности этих итальянских полицейских и врямь не очень верилось, что к делу они подойдут со всем возможным тщанием...), заняли несколько часов и вымотали порядком. По выходе из участка мы с Сергеем как-то механически зарулили в первый попавшийся кабак. Я видел, что Мирский всерьез «диспиритед», «депрессд» – он сделался злобен и неразговорчив и то ли все время о чем-то про себя думал, то ли находился в некоей прострации.
– Никогда бы он такого не сделал, – не отвечая на мою реплику и на меня не глядя, медленно произнес рыжий. – Я его сколько лет знал. Никогда. Что бы там ни произошло. Такого – нет.
– Ну смотри – признаков убийства, то есть следов борьбы, всякого такого – якобы нет... – Я покатал между ладонями стакан с дабл виски. – Могли, конечно, чем-нибудь кольнуть, сунуть в ванну и ага... Наверное, при соответствующих анализах это можно установить – но это если делать соответствующие анализы...
– Да о том и базар. – Сергей вдруг протянул руку, подцепил мой «Глен Грант», выхватил и хлопнул добрый глоток. – Никто ничего делать не захочет... На то и был расчет.
Сейчас он был не похож на себя – лицо осунувшееся, жесткое, с остановившимися глазами.
– Почему Антон уехал из Болоньи? – продолжал я думать (с натугой) вслух. – Почему тебя не дождался?
– Вспомни еще раз – что он тебе говорил тогда по телефону?
– Да ничего он не успел сказать. Мы добазарились, что объясняться он будет при очном разговоре... – Я потер пальцами лоб. – Слушай, он ведь просил тебя узнать про нескольких человек. Кроме меня – про кого?
Сергей некоторое время внимательно смотрел на меня.
– Дэвид Страно, – сказал он наконец, не отводя взгляда.
– Кто это?
– Антон при тебе никогда имени такого не произносил?
– Н-нет...
– Ну вот им он в первую очередь и интересовался. Про тебя-то он помянул так, между прочим. Главным образом его интересовал этот Страно.
– Ты узнал про него что-нибудь?
– Адвокат. Американец. Хотя в Европе тоже ведет дела. Американец итальянского происхождения. Со связами на исторической родине. Вообще – со связями. Крутой адвокат, дорогой – но с тухловатой несколько репутацией.
– В смысле?
– По слухам – озвученным в прессе, – работает на несколько мафиозных семей. На вполне цивильные коммерческие конторы, включая большие и интернациональные, – но... в не самых цивильных вопросах.
