широтах.
Одновременно общаясь по-итальянски с Сергеем и по-английски со мной, он провел нас в глубь квартиры, которая, хотя и не была, наверное, маленькой, казалась таковой из-за крайне закомелистой планировки, узости извилистых коридоров и изрядной захламленности. В ней было очень много всего: абсолютно разностильной мебели, велосипедов, книг, глянцевых журналов, картонных коробок, бутылок, пустых и полных, компьютерной техники. Ренцо тоже был по компьютерной части – и именно техническими мощностями его нацелился воспользоваться Сергей (это он и имел в виду, говоря про «машину»).
Хозяин – вот понимающий человек! – первым делом приволок пузырь, но рыжий со страдальческой гримасой соблазн отверг, поспешив расположиться от греха подальше спиной к нам и носом в громадный монитор, – так что единственным объектом алкогольного гостеприимства оказался я. Сергей насвистывал сквозь зубы и щелкал мышкой, а Ренцо потчевал навязавшегося на ночь глядя пришлеца черт-те откуда раритетным дижестивом Mirto di Sardegna – темно-красной несколько сладковатой жидкостью тридцатидвухградусной крепости, и в самом деле произведенной на Сардинии из ягод мирта. Эксклюзивность ее явно составляла предмет хозяйской гордости – сопровождением к дижестиву, коий, как известно, не закусывают, служила былина о том, как коварный Ренцо попросил данного продукта в отеле «Де Пари» в Монте-Карло (то есть в месте, где гостю по определению не могут сказать: «Этого у нас нет» – гости там такие, что подобное вообще слышать не привыкли) – чем довел беднягу метрдотеля до предынфарктного состояния: сего зверя не оказалось даже у них.
Из квартирных закоулков явилась, позевывая, девица в одной драной маечке – Кьяра! – оживился Ренцо, – сонно улыбнулась господам офицерам, откинула с лица черную спутанную прядь и уковыляла на кухню; я украдкой пялился вслед, удерживаясь, чтоб не щелкнуть языком, – причем заметил, что Сергей в кои-то веки отлип от монитора и задумчиво смотрит в том же направлении.
Оказывается, «Кьяра» означает «ясная», «светлая». Светлана, в общем. Я с мимолетным раскаянием вспомнил Светку... поневоле косясь в сторону кухни.
Потом Кьяра вернулась с дымящейся кружкой, Ренцо с Сергеем влезли башками в дисплей уже оба, невнятно и непонятно бубня, – а я развлекал Ясную хоррорными историями о нравах российской провинции, проклиная про себя корявый свой английский и уныло констатируя (вторым-третьим слоем сознания), что единственное, чем остается выпендриваться нашему человеку в приличной стране, так это собственной ужасностью, по принципу «рашен сам себе страшен»...
Где-то уже во втором часу Сергей сунул пузо в узкую дверь балкончика, на котором я курил, отобрал у меня сигарету, затянулся, закашлялся, подмигнул:
– Наука умеет много гитик...
Мы вернулись в комнату, к монитору. Там были какие-то строчки, слова и цифры – Сергей ткнул волосатым пальцем в словосочетание Shaturin Anton.
– Прошу. «Локанда ди Фиренце», виа Фаэнца двенадцать... Ренцо, – крикнул он через плечо, – дове э виа Фаэнца?
– Не помнит он, где это, – перевел Сергей ответ, – кажется, недалеко где-то, в центре. Херня, найдем...
– Это что? – Я тупо кивнул на экран.
– Это отельная бронь. Тоха, видимо, просто забронировал номер в «хотел резервейшне».
– Так вы ее что, – я покачал башкой, – взломали? Систему ихнюю?
– Такую систему, – пренебрежительно скривился рыжий, – и обезьяна взломает... С утра пойдем, – он широко зевнул, – пораньше. А то еще опять удерет, паскуда...
16
Куколки – маленькие, кожаные, страшненькие, с оскаленными зубами, по-вудуистски утыканные иглами. Продавал их мазутно-черный неподвижный негр в халате, и впрямь сошедший бы за колдуна. Я кивнул на него Сергею, тот только брови поднял.
Впрочем, большинство плотно окруживших сумрачное здание рынка «расменов» торговало повсеместным в туристических итальянских городах безобидным, хотя и совершеннейшим мусором: дешевыми сувенирами, безвкусной бижутерией. Рыжий по этому поводу высказался задумчиво:
– В забавное время мы живем – теперь цветные впаривают европейцам обратно стеклянные бусы...
Идя от Piazza Mercato Centrale, Центральной рыночной площади, к вокзалу, через два квартала ровно мы пересекли искомую Via Faenza – та выводила как раз к тылам капеллы Медичи.
– Ну, в принципе, здесь, – бодро констатировал Сергей, сверяясь с номерами домов и щурясь на обильные отельные вывески.
Все оказалось, однако, не столь просто: ни одна из вывесок забронированной Шатуриным «Локанде» не принадлежала – хотя квартал был вроде именно тот... Мы несколько раз прошли туда-сюда, вертя головами. Несмотря на относительно ранний час, народу на улице было полно: и шпаны, и туристического молодняка, а более всего – опять-таки цветных. Район дешевых гостиниц, небольших баров, принадлежащих всяческим индусам допоздна работающих лавок, прачечных, «интернет-поинтов»...
– Фаэнца – сколько там?
– Двенадцать.
– Все правильно... Почему ее нету?..
– Есть. – Я разглядел наконец возле одного из подъездов неприметную совсем табличку «Locanda di Firenze». – Невнимательно смотрим...
– М-да, – выпятил рыжий губу, – не «Хилтон»...
На ступеньках перед дверью расположились двое бомжей с бутылкой вина. Когда мы шли мимо пару минут назад, тут тоже сидели – две явно путешествующие монголоидные девки со стаканами кока- колы.
– Эскузи. – Сергей протиснулся к домофону. Узкая шахта подъезда, крутые пролеты. Мы с трудом поместились в коробку лифта. На тыканье в кнопку третьего (по-здешнему – четвертого; верхнего) этажа тот никак не отреагировал.
– Ключ нужен. – Сергей повозил пальцем по скважине на панели.
– Ключ для лифта?
– А вы думали...
Пришлось топать пешком. Даже на третьем за «Локандой» значилась всего одна обыкновенная квартирная дверь. Открывшая нам совсем молодая перекрашенная в блондинку девица моргала очаровательно-непонимающе. Понимания в ее улыбке не прибавилось, даже когда она под напором энергичных итальянских Сергеевых телег пустила нас внутрь.
Это и впрямь была просто квартира, превращенная в микрогостиницу на пару-тройку номеров. Прихожая, она же ресепшн. Девица честно морщила неубедительный лобик, листая какую-то тетрадь и без уверенности отвечая Сергею. В разговоре промелькнуло «Шатурин... Ша-ту-рин...» и «Антон», наконец синьорина показала на закрытую дверь слева от входа.
– Не уходил еще сегодня, – обернулся Мирский ко мне, пока «портьерша» набирала номер на телефоне. Кивнул: – Ему звонит...
Девица молча послушала трубку, покачала головой.
– Спит? – предположил я. – В душе? В сортире?
– Подождем, – пожал плечами Сергей.
Мы с ним сели на кожаный диван. Рыжий продолжал трепаться с псевдоблондинкой. Та показывала на стенд с ключами – видимо, в доказательство, что Шатурин еще на месте.
– Она тут только с сегодняшнего утра, – переводил рыжий, – не знает, когда он куда последний раз уходил... Прописался вроде действительно позавчера вечером.
Девица уже хихикала над недоступными мне Сергеевыми шутками, когда во входную дверь позвонили – «портьера», забыв про нас, принялась вписывать загромоздившую всю прихожую масштабными чемоданами неопределенных лет пару, изъясняющуюся по-английски с акцентом, которого даже полиглот Мирский не опознал.
– Кстати, а что вы собираетесь делать? – спросил он вдруг меня.
– В смысле?
