насаженные на железобетонный стержень горизонтальные разноразмерные диски (как на штанге) почти нависают над головой. Красные огни в темно-синем небе.
Я шагаю туда (мелькает мысль попробовать оторваться в закоулках Messegelдnde) – мордатый прилежно хи-ляет метрах в двадцати. Молодец я, нашел где выйти – глухой, безлюдный район... Eingang West, Западный вход, – закрыт. Тупо валю вдоль забора. Очень отчетливо представляя, как ЭТОТ позади выволакивает ствол с глушителем...
Перекресток. Прямо – подножие телебашни. Мордатый нагоняет, глядя внимательно, руки в карманах. Рву на красный через улицу и несусь уже бегом – налево.
Деться – абсолютно некуда: с обеих сторон заборы. Справа, за сетчатым, под башней – открытое пространство, громадный пустой автобусный паркинг, за ним – железная дорога. Бегом, бегом, бегом.
Мордатый молотит подошвами сзади – такой кабан и такая прыть: не только не отстает, а сокращает дистанцию. Я втапливаю изо всех сил – без особого толку. Дыхалка кончается к чертовой матери (без тренировки-то...).
Забор справа прерывается, я резко сворачиваю туда, пересекая проезжую часть. За спиной шипят шины, глухой удар. Через плечо вижу мордатого, летящего на асфальт перед бампером еще не оcтановившегося до конца «пассата».... Тут же вскакивающего и чешущего пуще прежнего. Терминатор, на хрен...
Но фору я получил – успеваю пересечь паркинг и добежать до полуразрушенных кирпичных сараев у железнодорожных путей. Перепрыгиваю остатки поваленного забора, издохшие на земле кабели, сруливаю за угол сарая. Чуть не падаю, споткнувшись обо что-то. Сердце пытается скакнуть изо рта, но застревает в пересохшей гортани.
Фонарный свет сюда достигает, но еле-еле. Оглядываюсь – практически в панике. Осколки кирпичей. Доска. Старая широкая занозистая грязная доска... Хватаю ее и отступаю в тень у стены слева от пролома. Пытаюсь дышать менее оглушительно. Пульс в ушах молотит так, что ничего толком не слышу – никаких шагов снаружи.
...Не знаю, сколько так прошло. Я стоял не шевелясь, прижавшись спиной к стене, в почти полной темени, с доской в руках, держа ее за один из концов. Никто не появлялся.
Никто.
Рискнуть? (Сколько так торчать?) Выйти – да и дунуть куда-нибудь порезче?..
Послышался, быстро нарастая, сухой шелест. Совсем рядом, в каких-нибудь пяти метрах, со сдержанным свистом пронесся экспресс: замельтешили на земле, на мусоре отсветы его окон, обозначили метущуюся неясную тень ждущего у пролома человека... Едва увидев ее, ничего не успев не то что решить – подумать, я шагнул вправо, разворачиваясь и с размаху лупя доской на уровне головы.
Реакция у «топтуна» была хорошая, морду свою выдающуюся он руками прикрыл – удар пришелся на предплечья, мужик шатнулся, но устоял; я тут же врезал вторично, ниже: куда-то в живот и пах... Он издал звук вроде громкого икания и сунулся на колени, на четвереньки. Я с силой двинул ему доской по ребрам, опрокинув на бок, нагнулся и дважды добавил просто кулаком, но от души – в лицо.
Он лежал возле шпал на спине неподвижно, хотя, по-моему, был в сознании. Дышал с каким-то сдавленным сипением – ребра сломаны? Я присел над ним, зашарил руками по куртке. Частично перевалив на бок (он дернулся, замычал), залез в боковой карман. Так...
Пистолет был небольшой, вроде «макарова» – разглядеть толком не хватало света. На предохранителе. Я сунул его в собственный карман. Мужик зашевелился, что-то пробормотал – абсолютно невнятно, но несколько раз повторенное «блядь» я различил. Земеля, ну надо же...
– Не дергаться, сука! – Я толкнул его, валя на спину, налег сверху, прижимая к земле правую руку и голову, расстегнул ему куртку на груди, добрался до внутреннего кармана.
Вытянул лопатник. Пачечка купюр там была – тонкая, пара банковских карточек, закатанное в пластик удостоверение: видимо, права. Все равно не разобрать ни хрена... Наличные я забрал, остальное оставил.
– Кто ты? – Я встряхнул его, стукнув о землю. – Че те надо?
Он остервенело неразборчиво заматерился.
– Не слышу! Как ты меня нашел? Громче, козел!
– Сказали...
– Что сказали?
– Где живешь – сказали...
– Кто сказал?.. Кто сказал, я спрашиваю!
– Из Москвы позвонили...
– Ты сам кто?
– Я здесь... В фирме...
– Что за фирма?
– Перевозки... контейнерные...
– А в Москве кто?
– Крыша...
– Что тебе сказали?
– Следить...
– Просто следить?
– Пока они не приедут.
– Когда они приедут?
– Не знаю. Скоро. Может, завтра.
– Кто у тебя крыша?.. Вопрос слышал?!
– Эфэсбэ...
37
На самом деле было так.
Познакомившись со мной, расспросив про странный белянинский эксперимент, в котором я якобы участвую, и найдя в конце концов труп Антона, Мирский стал по-тихому опрашивать тех из своих многочисленных университетских знакомых, кто в силу профессиональной ориентации мог что-либо о подобной затее (эксперименте) слышать. Ничего внятного никто ему не сказал, но вскоре один такой знакомый задал Мирскому ответный вопрос: откуда он, Сергей, про эксперимент знает – и что знает?
Мирский понял, что знакомый не столько интересуется сам, сколько доводит до него интерес некоего Третьего Лица, которое почему-то не хочет себя афишировать. Догадавшись, что интерес немал, а Лицо, вероятно, – фигура не последнего ряда (поскольку персонажу рядовому не имело бы смысла печься об инкогнито), он – хваткий и небескорыстный барсук – намекнул Лицу через знакомого, что ему известно о странных криминальных варках вокруг эксперимента и что он сейчас занимается чем-то вроде кустарного расследования. Была помянута моя персона и ее неясная, но, вероятно, существенная роль в означенных варках. А также то обстоятельство, что Мирский оказался моим попутчиком.
Лицо (тоже, разумеется, через посредника) дало понять, что очень хочет знать все, что сможет выяснить Мирский, – и готово платить. Также Мирскому предписывалось сопровождать повсюду меня – дабы выяснить мою роль и следить за моей судьбой. Короче, рыжий нанялся непонятно к кому частным сыщиком дробь соглядатаем, а мне наплел про Энрико. Он, естественно, сам себя спросил, на кой Лицу услуги лоха, когда можно нанять бригаду профессиональных детективов, – и сам же себе ответил, что Лицо, похоже, очень боится «засветить» перед кем-то свой интерес (в случае с детективами хотя бы есть факт найма, а у нас-то – самодеятельность).
Соответственно, все наши действия и находки от Флоренции до Нюрнберга становились известны непонятно кому. (Хотя по уровню конспирации Лица можно было догадаться о степени опасности варок, в которые мы каким-то боком влезли...)
«Менты», повинтившие Мирского в Нюрнберге, действовали примерно по той же схеме, что и ребята, несколькими часами ранее затолкавшие нас обоих в мини-вэн. Отвезли его отнюдь не в полицейский участок, а в некое помещение почти без мебели, ничего не объясняя и не предъявляя никаких обвинений, в агрессивной форме выяснили все, что мог им сообщить рыжий, доходчиво описали, что с ним будет, если он предпримет хоть какие-нибудь телодвижения в связи со всей этой историей, задаст хотя бы один вопрос,
