Чуть поеживаясь от садового ветра, ВВП подходил к некоторым из «фигурантов», а затем и к «барабанным шкурам», о чем-то с ними беседовал.
Слов с Беклемишевской башни ни по движениям губ, ни на слух (несмотря на уловитель звуков и очки ночного ви?дения) разобрать почти не удавалось. Было, однако, заметно: никто ВВП не отвечает! Не ответили даже тогда, когда Владимир Владимирович опустился перед самым крупным сгустком на одно колено.
– Это уж слишком, – негодовал Ходынин. – Здесь сад реальный, а не какой-нибудь Небесный! Отвечать надо, когда тебя спрашивают! Чего выеживаться! – резко выкрикивал в темноту, а потом, словно от зубной боли, морщился подхорунжий. И при этом страшно жалел, что нет у него на плече пустынного канюка: тот бы достоверность «барабанных шкур» и «фигурантов» враз проверил!
Исчезали сгустки всегда внезапно. Как потом подхорунжий ни всматривался – на деревьях сада оставались на короткое время висеть одни лишь бесстыдно отказавшиеся от теплой человеческой плоти «барабанные шкуры».
– Что за ересь такая в Московском Кремле? На фиг нам тут «барабанные шкуры»? Висели бы у себя, в Охотном, натягивались там на что попало! К шкуре ума ведь не пришьешь!
Впрочем, ВВП, видимо, имея по этому вопросу другое мнение, бережно вокруг деревьев ходил, шкуры барабанные с веток по очереди сдергивал, нежно их перетряхивал, сладко-вонючим тальком из коробочки присыпал, в глазки стекленеющие сочувственно смотрел.
Некоторые из шкур складывались про запас стопками. Другие, хорошенько встряхнув, оставляли висеть на ветках.
«Шкуры» висели тихо, смирно.
Только раз одна из «шкур», слетев с ветки, разостлалась на земле и завопила:
– Верните сей же час моё человеческое обличье! Кости, кости мои – верните!
– Вернем, обязательно вернем! – чутко отзывался ВВ.
И при этом все так же радостно, хотя немного и тише (эти слова ходынинский прибор уловил мигом) приговаривал:
– С одного вола – двух шкур не дерут!
«С одного вол-а-а… Двух шку-у-у-р…»
«С одного-о – дву-ух…» – эхом разносились непривычные слова по Тайницкому ночному саду.
29
Старший лейтенант Рокош давно мечтал занять место Ходынина.
Сам Рокош трудился не в Кремле, а около: в ближайшем РОВД. Но кой-кого из кремлевской охраны знал преотлично.
В Кремль ему хотелось давно и страстно. Тренировать птиц! По нынешним временам о лучшем нельзя было и мечтать. Дела – никакого. Свисти себе и свисти. Свистнул раз – птичка прилетела. Свистнул два – птичка улетела. Лафа!
«Лучше оно и проще с птицами, чем с людишками. Людишкам теперь, сколько ни свисти – ноль внимания, фунт презрения. Привыкли, маралы, к легкому поведению!»
Раньше «двинуть» Ходынина с места казалось невозможным. Теперь – могло получиться!
Старлей Рокош был потомственный милиционер из Подмосковья. На кличку Венгр обижался смертельно. Ни к каким венграм, ни с какого боку он иметь отношения не желал. Но и фамилию свою (как уверяли отец и дед: чисто русскую) объяснить толком не мог.
Рокош доложил важному кремлевскому знакомцу: подполковник Ходынин увлекся рок-музыкой и запустил тренировку ястребов. А пустынный канюк (который, правду сказать, был приобретен Ходыниным из личных средств) – тот по недосмотру вообще пропал.
«… Из-за всех этих упущений на дорожках, открытых для посетителей кремлевских территорий, как и на дорожках территорий, для посещений закрытых, и появилась уйма мертвых птиц. Пример небрежения, показанный подполковником Ходыниным, – плохо влияет на подчиненных, – не упустил важной черточки старлей. – И, наконец, – сообщал Рокош, – по некоторым сведениям, именно Ходынин подговорил артиста Пигусова аллегорически, в виде Наполеона Бонапарта, явиться Кремлю. Но ведь дурной пример заразителен! И теперь подобные «явления» – не Пигусов, так другой актер найдется – могут стать постоянными».
Но и это, по словам старшего лейтенанта, было не все. Слышал он и вовсе крамольные ходынинские слова!
Якобы сказал подполковник в рок-харчевне хозяину:
– Что наш мелкий театр на мелких сценах! Что бздюхливый Наполеончик с малахольными пресс- релизами про пожары! Не дома – души многих и многих жителей Москвы и России сожжены сегодня дотла…
На прямой вопрос: «Кто души сжег?» подполковник Ходынин ответил:
– Время и новые общественные отношения.
Многое из сказанного знали и без всякого Рокоша.
Однако несмотря на это доклад старшего лейтенанта был выслушан благожелательно и передан по команде выше. Правда, никаких действий по докладу пока не просматривалось.
30
– «Рочий рык!» Или, если вам так привычней, – титановый рок! – объявил Витя и колобком скатился со сцены в зал.
После трех испытательных вечеров Витю взяли-таки в штат кабачка: объявлялой.
Так в трудовую книжку ему и записали: рок-объявляла, а в скобках для ясности добавили (ведущий вечеров и концертов). И хотя первый вечер прошел не вполне удачно, два последующих сильно поправили дело.
А тогда, в первый вечер, объявив очередную группу, обозначив ее рок-устремления и черты стиля, Витя расслабился. И вышла неприятность.
Группа – плоховатая, рэпперская, запела совсем не то, что значилось в программе:
Витя испуганно взмахнул руками, умоляюще приложил ладошку ко рту.
Но песня продолжилась:
Снимать штаны рэперы стали не стране, а друг другу. Под музыку сиротливого клавишника не затруднились показать исподнее…
Как чуткий к слову человек и актер гражданского направления Витя позволил себе вмешаться. Он подступил вплотную к сцене.
Сдирание одежд приостановилось. Сиротка-клавишник по-прежнему звучал.
– Что такое кидалты? – попытался перекричать клавишника Витя. – Вы, конечно, не знаете? – обратился он к публике.
– Знаем, – откликнулся из зала чей-то кашляющий голос. – Слыхали! Эти кидалы у нас во где сидят!
Обладатель кашляющего голоса ткнул себя пальцем в горло и с двумя вилками в руках двинулся к сцене.
Музыканты попятились. Клавишник оторвал руки от синтезатора.
– Нет-нет! Не кидалы, а кид’алты… От английского слова «кид»… В общем, дети они… Веселые, радостные такие… – От собственной доброты Витя слегка вспотел.
– И ребятишек в такие игры впутывать? А ты, сволочь, их защищаешь?
Вслед за кашлеголосым к сцене кинулись еще двое.
Досталось всем. Вите – в первую очередь. Группу выкинули из программы. Хозяин кабачка, срочно вызванный на место побоища, объявил:
– Никаких мне тут больше кидалтов!
Вите было противно, горько. Неологизм рокеров толпой осознан не был. (Хотя и сами рокеры были виноваты: штаны за сценой снимать нужно!) Но ведь это как раз он, Виктор Владимирович Пигусов, делатель
