— Ты ему подходишь, — заводит свою песню старушка соседка. Она стоит в дверях ванной. Смотрит, как Светик стирает.
Светик смеется:
— Само собой.
— Не смейся. Я тебе точно говорю. Подходишь.
— Потому что ишачить умею?
Пена от белья стоит белой горой. Жарко.
— По всему подходишь.
— По всем статьям?
— Я ведь к тебе давно присматриваюсь. Ты замужем еще, чай, не была?
— Нет.
— Ну вот и попробуй. Хорошая вы пара… Пошли вам бог удачу.
Она говорит искренне. Была бы здесь не Светик, а другая девка, старуха говорила бы то же самое. Слово в слово. Вот так же стояла бы в дверях ванной, опершись о косяк и высматривая, тщательно ли стираются
— Там гости к вам пришли, — вдруг сообщает старушка.
— А?
В груди Светика что-то обрывается.
— Гости, говорю.
Но это действительно гости. Пришли к Каратыгину и сидят. Их двое. Какие-то фармакологи.
Уже несколько дней Каратыгин заманивал их к себе. Это Светик знает и помнит. И видит, что теперь он жаждет хорошо их принять. Хочет, чтоб им понравилось.
Фармакологи спесивы. Важничают. Или просто не знают, как себя держать в комнате, в которой вся середина занята горой книг.
Один говорит другому:
— Боюсь, что все это окажется кустарщиной.
— Посмотрим, — говорит другой. Он чуточку помягче, и Светику он нравится чуть больше. — В конце концов, вся медицина тоже кустарщина.
— Ну уж конечно!
— Ты думаешь, если выдать человеку белый халат и микроскоп, он перестает быть кустарем?
Каратыгин рассказывает:
— Еще рецепт. От ревматических болей. От слабости ног. А также от половой слабости.
Тут и вовсе хохот. Умницы. Сразу видно. Светик сидит сама не своя — зло берет.
— От половой слабости, — записывает второй фармаколог. — Это годится. Это народу необходимо.
Оказывается, он еще и любитель пива.
— Пивко? — спрашивает он, тыча пальцем в угол. — Покупаете ящиками?
— А что? Неравнодушен? — смеется Каратыгин.
— Грешу иногда…
Каратыгин выволакивает ящик. Ставит под самый нос второму фармакологу.
— Валяй.
И — мигает Светику. Стаканы, дескать. Светик тут же отправляется на кухню. Ну ясно: надо ублажить этих типов.
Светик приносит стаканы, блюдца и закуску. Как в лучших домах — знайте наших.
— Пейте… На здоровье. — Светик наполняет стаканы. Они поглядывают:
— А вы?
— Нет-нет. Я не пью.
Они начинают упрашивать, но Светик как отрезала. Каратыгин тоже упрашивает ее, но она не пьет. Нет — значит нет. Она ему подруга, а не собутыльница.
Они пьют.
Под их шум и гам Светик садится в уголке и принимается за очередные выписки.
Чуть позже (гости шумят, выкрикивают, хохочут — и Каратыгин тоже веселится с ними) Светик тихонечко набирает номер телефона Бабрыки. Светик слышит:
— Да.
Это не его голос. Не Бабрыки.
Светик дает отбой и опять набирает номер. Ошиблась — мало ли как бывает. Но нет.
— Да, — отвечает тот же голос, и Светик бросает трубку.
Это не Бабрыки голос. Но знакомый. Сомнения нет. Кто же это там?.. Руки у Светика слегка дрожат.
— Потише! — просит она честную компанию.
И опять набирает номер — надо поговорить. Иначе Светику не узнать, кто это. Иначе не выяснить… А эти черти расшумелись. Нашли пивнуху. Сидят, галдят и очень довольны. Если б не интерес Каратыгина, Светик показала бы им, где автобусная остановка.
— Да, — отвечает голос.
— Алло, — решается Светик. — Бабрыку, пожалуйста.
— Девушка, его нет дома. Но он велел вам передать…
— Мне?
— Да. Он сказал: если позвонит девушка, передай ей, что она очень нужна по делу.
— Я?
— Да. Он хочет посоветоваться с вами об одном деле. И просит вас прийти.
— А он скоро будет?
— Через… через полчаса… Пока вы доберетесь, он уже будет дома.
— Ладно. Я выхожу.
— Он вас очень просил… Я тоже сижу и жду его.
— Пока. — И Светик кладет трубку. Сердце у нее частит, как пулемет. Она узнала голос, однако довела разговор до конца. Мент Сережа, вот это кто.
И тут же вопрос — смылся Бабрыка или нет? Успел ли?.. Успел ли хотя бы убрать с глаз долой книги? Всего-то и дел — вынести и положить где-нибудь. Возле любого дома. Чтоб жильцы разобрали. И чтоб улик не было. Если улик не будет, ничего не пришьют. Не пойман — не вор.
— Света! — Каратыгин, оказывается, стоит возле. — Света, на тебе лица нет. Что с тобой?.. Бросай эту писанину!
— Сейчас. — И Светик что-то переписывает. Заглядывает в словарик. Отвлекает от своего лица. Но Каратыгин не успокаивается:
— Бросай работу. Немедленно!.. Это у тебя от перенапряжения.
Он забирает у Светика старинную рукопись. Захлопывает ее. А потом поворачивается к своим гостям и, смущаясь, объявляет им, что Света плохо себя чувствует и вообще «уже поздно». Те начинают Светику сочувствовать.
И быстренько расходятся по домам.
— Иди в постель. — Каратыгин начинает заботиться, укрывает Светика, дает горячий чай. Это очень смешно, когда мужик заботится. И приятно… Светик еще никогда такого не видела. Чудной он, а?
Ночь как ночь, а Светика знобит. И ведь никогда не трусила, не боялась, а туг на тебе. Каратыгин — вот кто ее расслабил. Размягчил. А не надо бы сейчас быть мягкой, думает Светик.
Она лежит. Зябнет.
Каратыгин опять приносит ей горячий чай. И сидит возле нее. Волнуется. Все как в кино.
— Пей горячее… Чаще пей.
Он вытаскивает откуда-то громадное зимнее одеяло. Старье, конечно. Рвань жуткая. Но ведь он в
