этом не разбирается. Он такой.
— Сейчас тебе будет тепло.
— Ага, — смеется Светик. — Уже тепло.
С утра Светик берет себя в руки. Не хватает еще, чтоб Каратыгин врача вызвал на дом. «Может, в больницу ляжешь, кашку там манную покушаешь, а, Светик?» — спрашивает она себя. И ей становится легче. Надо уметь над собой подсмеиваться. Светик это знает.
Утро свежее. С солнышком. Светик неторопливо идет по улице и поглядывает по сторонам.
Она уже видит дом Бабрыки. Вот он. Все вроде бы спокойно. Светик входит в подъезд — поднимается по лестнице осторожненько, по-кошачьи. Она знает, что, если сейчас войдет в квартиру, ее песенка спета. Но она не войдет.
Она стоит на лестничной клетке. У самых дверей. Ухом — к замочной скважине. Голоса чьи-то есть. Но еле-еле. Слов не разобрать и смысла не уловить. Не беда. Светик будет стоять и ждать. Она будет долго ждать. Это она умеет.
Слышатся шаги. Это когда Светик уже долго ждет.
Шаги.
Светик срывается с места и как на крыльях взлетает на этаж выше. Там и стоит. Задержав дыхание.
Из квартиры выходит незнакомый Светику мент. Очень коренастый. Очень в себе уверенный. Следом за ним симпатичный мент Сережа — с сигаретой. Будет докуривать, облокотясь на перила и глядя вниз.
— Счастливо, — говорит коренастый и спускается ступенек на пять. — Счастливо ждать. — Он приостанавливается. — Свое логово они, конечно, здорово устроили. Не квартира, а спекулянтский рай.
— Вот видите!.. И еще одно. Если бы их не взяли — они предупредили бы Светика.
— И что?
— И она бы сюда не пришла.
— Она и так сюда не придет. Почему?.. А потому, что Светик — это Светик.
— А вдруг?
— Не придет, Сережа. Не надейся.
Коренастый стучит по ступенькам вниз. Опять останавливается. На полминуты:
— Два дня — больше не жди! Пустой номер. Все понял?
— Хорошо. И подумать только — я каждый день с ней по душам разговаривал! За руку держал!
Коренастый, смеясь, уходит. Милиционер Сережа стоит и докуривает, облокотясь на перила. Мечтает, как он поймает Светика. Такой симпатичный мент!.. Докурив, уходит в квартиру. Будет ждать…
Светик тихо проходит мимо дверей, за которыми он ждет. Спускается вниз — она на улице.
Светик приходит домой. Алеша еще на работе, ну и ладно. Светик ходит по комнате из угла в угол. И прикидывает.
Дед Мороз придет… Нам гостинцы принесет… Бабрыке года два, может, три. Вере меньше, потому что в налете на склад не участвовала. И вообще на рынок не ходила. Небось отделается условным. Ну и с работы попрут, конечно.
Ну а Светику?.. А Светику билет до Челябинска — и прощайте, милые. Лучше купейный. Лежишь себе, книжечку листаешь. И говоришь — с верхней полки вниз — что же это такое, все еще чай не несут!
А может, на юг. Эти, которые хрустящие, у Светика есть. Вот уж скучать не придется. Как птичка. На юг. На юг. На юг… А там видно будет.
Хуже всего то, что Светик знает, что никуда она от него не уедет. Не сможет, вот и все.
Нечего и на вокзал ходить. Потому что билет, пожалуй, она купит и даже в вагон сядет, а за пять минут до отхода поезда опять сюда сбежит.
Есть, конечно, и такая мысль — уехать года на два и отлежаться, пока все утихнет, а после вернуться к Алеше. Но ведь два года… Ладно. Посмотрим. А пока надо найти себе занятие. Для рук занятие.
Когда Каратыгин приходит, Светик уже немного успокоилась и моет пол. В этой комнате мыть пол — дело серьезное. Потому что посредине гора книг, и нужно, чтоб ни в коем случае туда не побежали ручьи.
Светик не сомневается, что его вызывали сегодня в милицию. Но это не опасно… Конечно, однажды они были в милиции вместе — Светик и Каратыгин, — когда выручали Олю. Но в том шуме и гаме, среди стольких задержанных в тот день, едва ли упомнишь лицо. Он тогда и не замечал Светика.
Единственный, кто ее точно помнит, это Оля. Но она в командировке.
— Знаешь новость? — Каратыгин начинает рассказывать уже в дверях. Он очень возбужден. — Накрыли книжную спекулянтскую шайку.
— Да-а? — удивляется Светик.
— Взяли этого… Бабрыку. Ты его наверняка знаешь. Всегда околачивается с книгами на рынке.
— Маленький такой. И рыженький, да?
— Ты что?.. Высокий мордатый блондин. Неужели не помнишь? А еще из букинистического взяли — Верочку. Оказывается, она тоже была замешана.
— Та, что за прилавком стояла?
— Да. Симпатичная.
— Вот бы никогда не подумала.
— Нет, а я что-то такое за ней чувствовал. У меня на эти дела интуиция…
Он говорит, а Светик моет пол. Светик, конечно, интересуется. Но, в общем-то, она моет пол.
— Представляешь! Ими всеми заправляла одна девица. Видно, очень скрытная и очень опытная. По кличке Светик.
— Моя тезка?
— Нет. Ее так на рынке звали — Светик. Это, конечно, не настоящее имя. Мне в милиции сказали: ни ее имени, ни фамилии, ни где живет, никто не знает. Это и есть высокий класс. Почерк крупной деляги.
Светик моет пол. Отжимает тряпку в ведро. Трет половицы. И опять отжимает тряпку. И так далее.
— Тебя вызывали в милицию?
— Только что оттуда.
— Не понимаю, а при чем тут ты?
— Представляешь, эта лихая девица выдавала себя за мою сотрудницу.
— Зачем?
— Ей это было очень удобно. Она могла сколько угодно околачиваться на рынке.
— Вот нахалюга!
— Потрясающая девица. Мне столько о ней порассказали…
Светику вдруг становится легче на душе. Что случилось, то случилось. Будет она жить с Каратыгиным. Будет помогать ему. Будет переписывать эти пыльные книги. А что еще надо?..
Они лежат рядом. Ночь как ночь. Голова Светика на его плече — все как всегда. Лучше не бывает.
Он рассказывает.
— Однажды я поехал к леснику на Псковщину. Сказали, что у него книг — полный чердак…
Каратыгин тянется за сигаретой.
— Ты слушаешь? — спрашивает он.
— Слушаю, — отвечает Светик. — Конечно, слушаю.
Светику хорошо. Просто даже отлично. Никогда так хорошо не было.
Будет она себе жить да поживать. Чем ей здесь плохо?.. Главное — на ментов не наткнуться. Кроме как в магазин, она ходить никуда не будет. Первое время… А через год-полтора все быльем порастет. Все стихнет…
