– Рассказал.
– Что говорит?
– Ничего не говорит, жалеет.
– Это они, бля, мастерицы. Поплакать, поныть, поворчать! Все кишки вытянут!
– Лена не такая, – встал на защиту Олег.
– Что значит: не такая?
– Она никогда не ноет.
– А чего ж ты ее выгнал?
– Поругались. Из-за квартиры. Требовала, чтобы я к Богданову шел, рапорт еще один написал. Какой теперь на … рапорт? Пинком под зад, а не квартиру.
– Сложная ситуация.
Они склонились над незамысловатой закуской, курили, тыкали бычки в консервную банку с остатками жира.
Он повторил эту идею вслух.
– А что? Всей семьей соберемся и уедем! Уезжают же некоторые, в Америку, например.
– Дурак ты, Шарагин! Это же только евреев выпускают! А кто тебя выпустит из страны?! Да и куда ты денешься без ВДВ! Кому ты на … нужен?! Устройство парашюта иностранной разведке и без тебя давно известно.
– В общем-то ты прав, конечно, пусть хоть в штабе, но только бы не гнали из вооруженных сил.
– Че ты заладил? Никто тебя не выгонит.
– Времена меняются.
– Тут ты прав, конечно. Нашему брату офицеру эти перестройки ни к селу, ни к городу.
– Враг всегда будет, Женька! – взбодрился Олег. – И коли снова война – и меня призовут, тут-то не боись! – как он сразу воодушевился! – Так что если уж и суждено увидеть Вашингтон, и зеленую лужайку перед Белым домом, то только из-под купола парашюта!
– Ну. Пока до Америки не долетели, давай-ка что-нибудь поджарим, – заерзал на табуретке Чистяков. – Жрать охота. Картошка есть?
Разложили на полу газету, начистили полкастрюли.
– Знаешь, Женька, мне снилось, что у нас с Леной родился сын. Она всегда хотела двоих детей. Я раньше тоже об этом мечтал. Но все изменилось. Куда теперь второго ребенка! Я не уверен, что нас троих смогу прокормить.
– Прокормишь! – Женька встал к плите. Сливочное масло заскользило по раскаляющейся сковородке. – Сейчас бы сальцу! – Женька ловко строгал ломтики картошки.
– Легко сказать. Даже помню, что имя ему дал – Александр. Мне снилось, что лежу я на кровати, а он ползает рядом, пухленький, смешной, с родинкой на спине. – Закурил. – Если будет сын, непременно отдам его в суворовское! Пусть закончит, а там сам решит – оставаться служить или нет. А потом резануло: как мог родиться сын, если я умер. Дело в том, что мне чуть раньше снилось, что я умер. В Афгане погиб!
– Мне тоже бред всякий снится. – Женька поворошил ножом картошку, сел за стол: – Наливай!
– Я и могилу свою видел и имя на надгробии: Шарагин Олег Владимирович, такой-то год рождения, такой-то год смерти. И знаешь, что самое интересное? И число и год совпадали с днем той операции, когда меня ранили!
– За тебя!
– Женька! Ты меня слушаешь?!
– Хорошо пошла!
– Ты не слушаешь совсем!
– Ну. Налить еще?
– Наливай. Так вот, во сне я переживаю все это, и разобраться не могу: то ли я действительно мертв, и все вижу с того света, то ли прыгать от счастья, что сын родился.
– Давай выпьем! – Женька потянулся за банкой с рассолом.
– Как ты считаешь, я нормальный?
Женька прищурил один глаз, надул губы:
– Нормальный. Ты мне лучше вот что расскажи. Ты мне про свои санаторные похождения не доложил.
