совсем небольшое жизненное пространство. Здесь же, как выясняется, душе есть где разгуляться, и поэтому чем дух богаче и сильнее, тем лучше. — Он улыбнулся мне. — Меня заинтересовали ваши критические статьи, вы требовательны, но великодушны, вы хорошо знаете подспудные течения нашего времени. Но смею сказать, что здесь, при открывшихся вам горизонтах, вы скоро убедитесь, что одних занятий критикой вам мало.
То же самое говорил мне Макс! Удивительно! Меня подмывало рассказать отцу Энсону про пьесу, но я удержался — котел кипит лучше, если он под крышкой.
Когда Лиззи принесла чай, священник улыбнулся ей и спросил, не зайдет ли она к нему, чтобы научить его домоправительницу делать тесто на соде.
— Только боюсь, чтобы такое тесто удалось, нужен ирландский воздух, на здешних берегах у него не тот вкус, — добавил он.
— Попробуйте мое печенье, отец, — ответила польщенная Лиззи, — если понравится, скажите, я приду.
Отец Энсон похвалил печенье на соде и выпил довольно много чая. Я полагал, что ему сразу придется уйти, ведь он занятой человек.
— Я живу в Биддлкоуме вот уже двадцать пять лет, — сказал отец Энсон и замолчал.
Сам он не хотел заговаривать о том, что пережила Лиззи, но ждал, что заговорим мы.
— Лиззи ведь рассказывала вам про привидение, отец Энсон? — спросила Памела.
Он кивнул:
— Очень вам сочувствую, мисс Фицджералд, это печально для всех вас.
Я сказал, что если он располагает временем, мы с удовольствием посоветовались бы с ним, и он посмотрел на меня с улыбкой.
— Буду благодарен вам за доверие.
Мы рассказали ему про все — больше, чем говорили друг другу. Памела впервые услышала о том тошнотворном ощущении холода и страха, которое охватило меня на лестнице, а я не знал до сих пор, что, когда они с Лиззи жили в доме одни, без меня, чьи-то вздохи часто будили сестру по ночам, и она отправлялась осматривать дом. Мы рассказали священнику о предостережении, которое получили от капитана, сказали, что видели портрет Мери Мередит и что по описанию Лиззи явившийся ей призрак очень его напоминает.
Я с удовольствием отметил, что у священника были такие же сомнения, как у меня: он дотошно расспрашивал нас о подробностях и очень многое сразу отверг; однако в конце концов он медленно покачал головой, и в голосе его прозвучало сочувствие:
— Какие-то проявления прошлой жизни, несомненно, существуют, особенно проявления чего-то необъяснимого. Боюсь, вы убедитесь, что в этом доме жить нельзя.
Я очень огорчился и промолчал, а Памела спросила дрогнувшим голосом:
— Неужели ничего нельзя сделать, отец?
— У всех у нас есть возможность молиться, дочь.
— Но может быть, — настаивала она, — нам следует попробовать разобраться, попробовать что-то предпринять.
— Прежде всего, вам самой не надо тревожиться. — Он помолчал. — Ну и, на крайний случай, существует экзорсизм15.
Я почувствовал, что все во мне противится этому совету. Одна мысль об изгнании злых духов вызывала у меня отвращение, она припахивала суеверием, дьяволом и адским пламенем.
— А вы не думаете, отец, — снова обратилась к священнику Памела, — что можно что-то сделать, чтобы мятущийся дух обрел покой.
Он улыбнулся:
— Можно, если здесь действительно обитает этот дух и если у вас хватит веры и мужества…
— А кроме того, знаний, — добавил я. — Мы очень мало знаем о Мередитах. Похоже, капитан не желает иметь с нами ничего общего, он даже не разрешает своей внучке приходить к нам, а на сплетни, которые распускают в деревне, полагаться нельзя.
— Спрашивайте меня обо всем, что вам хотелось бы узнать, — ответил священник, — может быть, мои ответы будут несколько сдержанны, но вы же понимаете, я не все имею право рассказывать.
Памела сразу спросила напрямик:
— Мери Мередит умерла в результате несчастного случая?
— Насколько я знаю, да, — ответил отец Энсон, — насколько я знаю.
— А были сомнения? — продолжала Памела.
— У мисс Холлоуэй, как мне кажется, сомнения в причине происшествия были.
— А как вы считаете, могла ли эта девушка — Кармел — толкнуть Мери?
— Это маловероятно, но поскольку она была в страхе и отчаянии, все могло случиться.
Я спросил его, знал ли он Кармел. Он склонил голову.
— Она была одной из моих прихожанок. Значит, Кармел была католичка. Это удивило меня: я считал эту девушку цыганкой, язычницей.
Когда я спросил, была ли она привлекательной, отец Энсон помедлил, а потом ответил:
— Наверно, многих восхищает такой тип: яркие глаза, яркий цвет лица, пленительная улыбка.
— Правда ли, что она была натурщицей у Мередита?
— Да. Говорили, что она была танцовщица, но много позировала ему в Испании.
— Это, разумеется, было до его женитьбы? Вам ничего не известно об их интимных отношениях? — спросил я.
Он ответил на первую часть моего вопроса:
— Как раз перед свадьбой. Именно в это время он встретил Мери Мередит. Из-за слабого здоровья она проводила зиму в Севилье и изучала искусство. После свадьбы она настояла на том, чтобы вернуться в Англию. Мери была очень привязана к отцу и не хотела оставлять его одного. Капитан подарил им «Утес».
— И они привезли с собой Кармел? Это кажется странным! — воскликнул я.
— Да, по-моему, Мередит утверждал, что не может остаться без натурщицы, а Мери, — священник покачал головой, — знаете, большая душевная щедрость редко сочетается с житейской мудростью, а Мери любила поступать великодушно.
— Я все думаю, была ли она счастлива? — спросила Памела.
— Мередита, во всяком случае, эта мысль мало занимала, — ответил священник.
— Понятно.
Памела задумалась. Я был расстроен. Неужели в доме не затихают страдания женщины, знавшей, что ей изменяют? Если это так, что нам делать?
— А Кармел? Она жила тут долго?
— Она приезжала дважды. В первый раз месяцев на шесть, потом зимой они все уехали за границу. У Мери было плохо со здоровьем, а зимы здесь суровые. Весной они вернулись, то есть вернулся Мередит с Мери и с дочкой, она родилась во Франции.
— Стелла?
— Да, маленькая Стелла. Мне говорили, что Мередит был привязан к ней, хоть это с ним в какой-то мере примиряет. Других детей у них не было.
— А что сталось с Кармел? — спросил я.
— Мери нашла ей место в Париже — по-моему, она стала манекенщицей. Насколько я знаю, ей платили хорошо и фирма была солидная. Мери придавала таким вещам большое значение. Протестантам, — добавил он, — обычно свойственно чувство ответственности за их подчиненных, этому не мешало бы поучиться кое-кому из исповедующих нашу веру. Кармел оставалась во Франции два года или меньше, а потом все бросила.
— Наверно, ей надоело это ремесло, — предположила Памела.
— Возможно, — ответил отец Энсон. — Но для нее начались трудные времена. Она была бедна, боюсь, даже нищенствовала. Бедное дитя, она проявила похвальное сопротивление многим соблазнам, за что я благодарю Господа. Потом она заболела. Когда она вернулась сюда, я был потрясен. Она ужасно
