сильное впечатление ее детства — то, как мать приходила по ночам к ней в комнату. Под этим впечатлением она и живет. Мать снится ей, ей кажется, что ночью она видит ее рядом с собой. Придя к нам, она сразу подпала под атмосферу дома, и не забудь, что она впервые легла спать в детской после долгого перерыва. Она была просто обречена на галлюцинации. Началось, я думаю, с того, что она вспомнила запах. А запахи, как известно, скорей всего навевают ассоциации. По-видимому, Мери любила мимозу — украшала ею комнаты, душилась духами «Мимоза». Стелла так живо вообразила этот запах, что каким-то телепатическим образом и мы его ощутили. Запах мимозы — лейтмотив Мери. Вскоре Стелла увидела и ее саму — высокую, сияющую фигуру. Заметь, что я наблюдал только зыбкий туман.
Памела вздохнула:
— Ох, Родди, все это очень похоже на правду, но меня ты не убедил. Может быть, я принимаю желаемое за действительность? Когда я пытаюсь мыслить логически, у меня ум за разум заходит.
Мы все еще бились над этой головоломкой, когда пришел Скотт, с вымокшим, грязным Бобби. Бедный пес вошел в дом с опаской и, прежде чем улечься, прошлепал по комнатам, тыкаясь большой любознательной мордой во все углы. Памела заботливо осведомилась, оправился ли Бобби от приступов страха. Скотт сказал, что пес, по-видимому, совсем здоров.
— Правда, я думаю, что здесь оставлять его не стоит, — угрюмо добавил он.
— Да, да! Боюсь, что пока не стоит, — согласилась Памела, и после ее слов наступило неловкое молчание.
У Скотта, разумеется, были свои соображения по поводу того, что так напугало собаку, но он, как и мы, не хотел распространяться на эту тему. Доктор кристально вглядывался в Памелу — с нее сошел весь летний загар, и под глазами темнели круги. Однако Скотт не считал возможным выражать сочувствие или давать советы. За завтраком он был погружен в уныние, и сломить его мрачное молчание удалось только расспросами о Девоншире, Страффордшире и йоркшире. Он родился и вырос в «черной стране» — в краю угольных шахт. Тамошние места и тамошний образ жизни вызывали у него резкую неприязнь. Он рассказал, чего ему стоило вырваться оттуда и заняться медициной! И с какой радостью он поехал работать к морю!
— Когда я очутился здесь, в Биддлкоуме, — сказал он, — я решил, что попал в рай. Я и до сих пор не уверен, что ошибался. Во всяком случае, когда полгода назад мне предложили место в Бирмингеме, где я получал бы в пять раз больше, я отказался.
Он улыбнулся, но тут же опять принял озабоченный вид и вздохнул, будто вдруг усомнился, правильно ли поступил.
— А когда вы сюда приехали? — спросила Памела.
— Пять лет назад. Меня пригласили сюда замещать старого доктора Радда, потом он сделал меня своим помощником — это было полтора года назад. А когда бедный старик умер, я занял его место. Практика здесь достаточно интересная и больница первоклассная.
Он говорил, как бы оправдываясь. Я слышал, что о нем здесь очень высокого мнения, и хотел бы сказать ему об этом, но не знал как. Памела заметила:
— Мы как раз гадали, почему вы решили остаться здесь, мы-то этому очень рады.
Скотт благодарно взглянул на нее и сказал с чувством:
— Я тоже.
А я снова подумал «Бедный Скотт».
Памела рассмеялась.
— Вы знаете, что вами все хвастаются, как местной достопримечательностью? «Ах, какой у нас современный молодой доктор, дорогая!» Здесь, в «Утесе», гости бывают, мы многое уже узнали.
Замечание Памелы пошло Скотту на пользу. После завтрака он с удовольствием расположился в глубоком кресле и, небрежно вытянув ноги, закурил трубку.
Вопреки ожиданиям, доктор нравился мне все больше. Меня подкупало серьезное, вдумчивое и честное выражение его глаз и всякое отсутствие шлифовки — и во внешнем облике, и в ходе его мыслей, — а за неловкостью манер угадывалась отзывчивая и деликатная душа. Несомненно, как и все жители Биддлкоума, он слышал о наших неприятностях, но ничем этого не выдал, только озабоченно промолчал, когда мы заговорили о наших планах в отношении «Утеса», да бросил тревожный взгляд на Памелу, когда у той вырвался усталый вздох. Не воспользовался даже таким удобным предлогом, как приступы страха у его Бобби, чтобы коснуться щекотливой темы.
Если капитан, судя по его виду, и правда был болен, то Скотту полагалось навещать его. Тогда доктор для нас — единственная связь со Стеллой. Я размышлял, не посвятить ли его в наши затруднения и заручиться таким образом его поддержкой? Он был стойким поклонником Памелы и, наверно, взялся бы нам помочь. Я никак не мог решиться, но вот Памела вышла, сказав:
— Пойду попрошу Лиззи, пусть говорит всем, что нас нет дома, сегодня я не в силах видеть посторонних.
Скотт тут же обернулся ко мне, явно горя желанием поговорить.
Я понаблюдал, как он мысленно один за другим отвергает вопросы, которые ему хотелось задать. Грех было не прийти ему на выручку.
— Надеюсь, когда-нибудь в другой раз вы возьмете нас с собой поплавать, — сказал я. — Памеле это будет очень полезно.
Лицо его оживилось, потом снова затуманилось.
— У нее утомленный вид.
— Мы скверно спим по ночам, — признался я. — Вы небось об этом слышали?
— Слышал.
— Ну и что вам говорили?
— Да болтают, что в доме нечисто. Кое-кто утверждает, будто здесь бродит призрак матери Стеллы. Чушь собачья, конечно!
— Мы и сами ничего понять не можем. Каждую ночь творится какая-то чертовщина, а в чем дело — сказать трудно, — пояснил я.
Я не стал рассказывать ему о том, что произошло со Стеллой.
— Не повезло вам.
— Да, обидно. Это и на Стелле отозвалось. Капитан запретил ей бывать у нас.
— Вот досада! А она-то прямо расцвела с тех пор, как вы приехали. Я уж думал… Она ведь так одиноко жила… не позавидуешь… Я было обрадовался… Да, черт побери, плохо дело.
— Плохо. Мы дорого бы дали, чтобы разобраться, отчего в доме такое творится. Нам кажется, мы могли бы как-нибудь исправить положение, но капитан не желает нас ни во что посвящать.
— И не скажет, он такой. — Скотт поколебался, а потом начал заговорщицки: — Послушайте, Фицджералд, мне противно вмешиваться, но придется. Может, я смогу вам помочь.
Он замолчал, потому что вернулась Памела. Вот, значит, почему он пришел такой мрачный и, вообще, неохотно отозвался на приглашение.
— Ради Бога, Скотт, расскажите все, что знаете Памела уже ко всему готова.
— Я чувствовала, что вы что-то знаете, — сказала она.
— Да ничего особенного. Просто доктор Радд мне кое о чем рассказывал. Это было давно. Его приглашали в «Утес» к больной.
— К Мери Мередит? — спросил я.
— Нет, к той девушке, что жила с ними. Ее звали не то Кармен, не то как-то в этом роде.
— Кармел.
— Вот-вот Она здесь и умерла вы об этом слышали?
— Да, от пневмонии, после простуды.
— Так-то оно так, но доктор Радд божился, что она не должна была умереть.
Памела рассказала Скотту о наших подозрениях.
— Радд просто из себя выходил, — продолжал Скотт. — Он говорил, что женщину, которая за Кармел ухаживала, нельзя и близко подпускать к больным. Он сказал, что потребовал бы расследования, да только с этим семейством уже столько всего приключилось, что он боялся, как бы потом не каяться.
— Он лечил Кармел? — спросил я.
