Изуродованный холм, выжженные склоны... Да, здесь начался наш бой Но что произошло? Кто совершил невозможное, кто дал мне еще один шанс? Чьей властью я волен теперь отомстить?
Я поднялся. И тотчас же замер.
Чуть ниже меня, на обугленном и еще дымящемся склоне, лежала девушка. Неестественно заломленная рука и вывернутая шея — она была безусловно мертва
По сердцу хлестнул огненный колючий бич. Это она — мой враг, взявший надо мной верх? Я осторожно шагнул к ней. Она не пошевелилась, когда мои пальцы коснулись ее шеи Да, мертва И никакого колдовства.
Она была красива, эта убитая мной девушка. Черные как ночь волосы рассыпались по плечам, пухлые губы чуть приоткрылись, на щеках все еще заметны были полудетские ямочки Длинные ресницы, маленький, чуть курносый нос Ее тело уже начало холодеть.
И тут мой взгляд упал на собственную руку Проклятие всем богам! Это была не моя рука!
Я уже видел ее однажды, когда только пришел в себя после запоминающегося свидания с Царицей Теней и ее личным палачом Оркусом. Потом тело подчинилось, приняв мое собственное обличье, и вот теперь опять... Хотя это едва ли страшно. Вскоре все вновь станет как было...
Что ж, прощай, мой прекрасный враг Твой удар был хорош, не спорю, но мой оказался самую малость получше. Бездна взяла тебя слишком быстро... сокол не успел спасти тебя.
Жаль. Невозможно выразить, насколько жаль. Мы ведь были достойны друг друга
Я, Губитель, не умею тонко чувствовать. Такова уж моя природа Моя радость — бой; и, признаюсь, никогда еще я не жил так ярко и полно, как в те краткие, уже оставшиеся в прошлом мгновения схватки с тобой, красавица И что-то меняется внутри железной души.
А тайны Неназываемого для меня больше не существует И барьеров в памяти тоже больше нет. Я все помню Кроме одного.
Кем был мой Враг?
Моя рука тянется и осторожно приглаживает мягкие черные кудри. Прощай, Враг мой. То. что люди и эльфы называют душой, очень сильно болит у меня по тебе Я надеюсь, ты слышишь меня. Хотя нет, из Бездны Зверя ты уже никогда и ничего не услышишь Место последнего успокоения и для бога, и для зверя, и для человека. И для такого, как я, — Губителя
Да, теперь я знаю, откуда и для чего пришел. Память лежит передо мной открытой книгой — тйчнее, сразу две памяти. Моя и того, кому когда-то принадлежало это тело. Но вот кто такая Царица Теней? Откуда она взялась? Я помню истории Новых Богов, Восстание Ракета и низвержение Обетованного, бегство его старых хозяев и прорыв Неназываемого Все это есть во мне. Но вот Царица... ее брат... Черный... Возрождающий.
Белые пятна. Я никогда и не знал этого. Я воевал с кем-то из магических рас и не подозревал, что среди них окажется любительница имени «Царица Теней»
Я заставляю себя подняться. Ну что ж, бой закончен, пришла пора считать потери...
Они невелики. Достаточно ощутить лишь малейшую дрожь заклятий, готовых немедленно бросить в бой всю свою иномировую силу. Я ничего не потерял.
Но чем смыть черный позор поражения?...
Я не мог уйти, бросив тело доблестно сражавшегося Врага без погребения, разумеется, я не зарывал тела в землю и не разжигал последнего костра. Один удар — и в склоне изуродованного холма пробита глубокая и прямая пещера. Второй удар — высеченные искры складываются в застывшее сверкающее ложе Удар третий — пещера наглухо запечатана. Там, в дальнем ее конце, остается мой Враг — безгласный и недвижимый Тело сохранится нетленным. Пусть оно ждет своего часа.
Повернувшись спиной к холму, я ухожу прочь Позже, когда уляжется суматоха в мыслях, я детально, по мгновениям восстановлю схватку и, пустив в ход весь арсенал заклятий познания, выясню, кем же был мой таинственный противник.
Полдень. Солнце в зените. Края полей тонут в жарком мареве. Торопись, летний час дорог.
Хоть и нет хозяина, а отлынивать все равно не дадут. Теперешний день зимний месяц кормит. Так что мысли прочь, косу в руки — и давай по неудобьям, где еще сочная трава осталась, маши от светла до темна. Хорошо, Орды нет, увалила куда-то, проклятущая, в кои веки можно спокойно работать. И даже Нелюдь с Нежитью, нахлынувшие, кажутся совсем не страшными. Так, маячат где-то неподалеку, но теперь-то они ученые.
Самострел, работа Двалина сгинувшего, на диво силен оказался. Тетиву одним движением взведет и ребенок, а кучность боя такова, что закрепи арбалет на колоде, — и он тебе будет одной стрелой ранее всаженную в мишень расщеплять. Гоблины этих самострелов теперь пуще огня боятся. Алорт, что теперь на хуторе вместе с Деерой-хозяйкой правит, распорядился побольше таких наделать. Хоть и похуже они вышли у своих умельцев, а все равно куда лучше тех, что раньше были.
Правда, к хуторам не одни только гоблины с троллями подались. Придвинулась и Нежить, от которой копья да стрелы не помогают. Поневоле вспомнили старые, дедовские еще слова-наговоры, обереги, камни охранные... С призраками только так и сладишь.
Идут дни, солнцегрей сменился гриборостом, на ягодниках налились алые точки брусники, началась жатва, а от хозяина, от Аргниста, — ни слуху ни духу. Да и откуда ему взяться, слуху-то? Приказчики только по весне пожалуют.
Деера совсем извелась. Не говорит никому, голову высоко держит, и слез ее никто никогда не видит, а только сохнет с каждым днем, уж и непонятно, в чем душа держится. Алорт тоже все мрачнее и мрачнее — крепко отца любил парень, то всякий знает; и Армиол как в воду опущенный, не улыбнется лишний раз, с девкой не пошутит, а вот Арталегу раздолье. Братьев он за указ не считает, а те пока, завет отцов храня, кулаки в ход не пускают. Саата что ни день, вся в слезах. Перед людьми стыдно — вот-вот схватит младеня в охапку (дочь у нее народилась, красивая, точно игрушка) — и к отцу на хутор. Позору не оберешься! А что еще молодухе делать, ежели муженек уже всех незамужних девок перепробовал и теперь уж и на мужних жен поглядывает? А Саату все больше вожжами потчует.
...Нет, коли не вернется хозяин, быть большой беде. Аргнист, он ведь словно вервие на венике — весь пук вместе держит, хоть его и не видно почти. Сыскать бы хозяина-то! Да только где ж его сыщешь... И чародея толкового, чтобы заклятьем отыскать смог, только на юге найти можно.
И мрачнеют лица, и думаются невеселые думы, да только все без толку. Куда с хутора подашься? Бают, на севере рожденным за Костяную Гряду хода нет. И желающих проверить это на себе что-то не находится...
...А все-таки хорошо — лето пока еще на дворе. О зиме сейчас лучше не думать.
Я вышел к краю леса; между деревьями зажелтело еще не сжатое поле. Зайти на хутор? Назваться можно целителем... Меня отчего-то тянуло зайти... Да, конечно, я же был здесь! Точнее, не я, а тот... в чьем облике я пока хожу.
Я оглядел себя: зеленый плащ... длинный белый лук... тонкий белый меч с семью рунами на лезвии... Да, все так, как было.
Через приотворенные створки ворот я вошел во двор. Память услужливо подсказывала, кто есть кто среди сновавших по двору людей, которые, увидав меня, внезапно разом замерли, пораскрывав от изумления рты. И неудивительно — покойник вдруг вернулся!
Я откинул капюшон и поклонился — я, никогда и никому не кланявшийся! Но привычки того, другого, были сильнее.
А мгновение спустя я услышал истошный женский вопль — с надрывом, как может кричать раненая волчица. Дверь распахнулась, со ступеней высокого крыльца кубарем скатилась молодая женщина — волосы растрепаны, на щеке кровь, — а за ней, рыча и размахивая ременной петлей, гнался здоровенный парень, молодой, но шириной плеч почти не уступавший входным дверям.
Он догнал ее и сбил с ног одним тычком в спину. Хрипло зарычал, бешено вращая глазами, замахнулся ремнем и хлестнул упавшую по лицу. Закрыться она не успела.
Я, Губитель, смотрел на все это спокойно — людские дела меня не касаются; но вот тот, второй, взъярился тотчас же. И я шагнул вперед, даже не успев понять, зачем, в сущности, это делаю.
Я перехватил занесенную для повторного удара руку. И услышал свой голос (хвала Равновесию, именно
