как бы свысока. Однажды во время приезда в Москву Карлоса Рафаэля Родригеса Хрущев спросил его, почему Фидель на него обижается, ведь он «относится к нему как к родному сыну». Родригес поставил Хрущева на место: «Фидель Кастро – не ваш сын. Он является руководителем кубинского государства. Поэтому относиться к нему, как к своему сыну, было бы неправильно. К нему необходимо относиться, как того заслуживает лидер суверенного государства. Во взаимоотношениях взрослых с детьми старшие, как правило, не интересуются мнением младших, принимая то или иное решение. Они считают естественным их беспрекословное выполнение младшими, в этом – суть ошибки»[351] .
Итак, 4 февраля 1960 года в Гаване приземлился советский самолет. Это был бомбардировщик, переделанный под обычный гражданский лайнер. На его борту находилась советская делегация во главе с первым заместителем председателя Совета министров СССР Анастасом Ивановичем Микояном, прибывшая на открытие выставки. На ней были представлены макеты крупных советских заводов, станки, машины, копия первого советского спутника, промышленные и продовольственные товары, литература, изданная в СССР на испанском языке.
Как и предполагал Фидель Кастро, выставка сняла «пелену с глаз кубинцев», введенных в годы «охоты на ведьм» в заблуждение относительно достижений СССР. За три недели ее посетили 800 тысяч человек, почти каждый восьмой житель Кубы.
Контрреволюционные элементы пытались сорвать выставку. Они осквернили венок, возложенный Анастасом Микояном к памятнику Хосе Марти, начали стрельбу во время ее открытия. Но эти криминальные акции только усилили интерес кубинцев к выставке, параллельно с которой были проведены переговоры между Фиделем Кастро и Анастасом Микояном.
По воспоминанию Н. С. Леонова, работавшего переводчиком у Микояна и единственного из делегации знавшего до поездки братьев Кастро, Фидель буквально очаровал Микояна. Тот назвал Фиделя «настоящим революционером». Во время этого визита Микояну показали Кубу. Когда советская делегация в сопровождении Фиделя прибыла в провинцию Ориенте, тот предложил отправиться в горы Сьерра–Маэстра, где проходил славный путь Повстанческой армии.
Заночевали в недостроенном здании туристического комплекса, в котором не было не то что штор, но и окон, и кроватей. «Все ночевали, в том числе Фидель, на полу, завернувшись в шинели. Пили крепкий кофе, который приносили в ведре. Ели в столовой барачного типа то же, что и рабочие: маланга, картошка, горсть риса. Для Фиделя это было привычно, потому что он только что спустился с гор. Микоян все переносил стоически, – вспоминал Николай Леонов. – Всюду, где мы останавливались, мы сами себя обеспечивали пищей. Никакого государственного протокола не было. Когда мы на вертолете прилетели на какой–то островок в небольшую резиденцию Фиделя, он предложил Микояну: „Еды у нас больше нет, так что поехали ловить рыбу“. Микоян даже сначала подумал, что Фидель шутит. И Микоян, и Фидель, и я ловили рыбу спиннингами. Ее там было много, мы наловили штук 20—25. Эту рыбу мы зажарили и ели с солдатскими галетами, запивая минеральной водой. Такова была обстановка, в которой проходил визит. Абсолютно никакого комфорта. Хотя решались капитальные вопросы»[352]. Именно там на клочках бумаги Микоян и Кастро набросали текст будущего советско–кубинского соглашения о сотрудничестве.
Во время перелета Фиделя Кастро и Микояна с острова Пинос в Сантьяго–де–Куба на вертолете Ми–8, который демонстрировался на выставке, у советского руководителя возникла идея подарить его Фиделю. Парк кубинских вертолетов составляли старенькие машины, давно выработавшие свой летный ресурс. Идея о подарке вертолета была быстро согласована с Москвой, и Анастас Микоян торжественно передал вертолет Фиделю Кастро, который искренне обрадовался этому.
В Гаване было заключено экономическое соглашение между Москвой и Кубой о товарообороте и платежах. В соответствии с соглашением правительство Советского Союза должно было закупить в 1960 году в Республике Куба 425 тысяч тонн сахара в дополнение к уже закупленным 575 тысячам тонн. В документе говорилось: «В последующие четыре года СССР ежегодно будет закупать в Республике Куба по 1 миллиону тонн сахара. Сахар, который СССР закупает в Республике Куба, предназначается для внутреннего потребления, причем СССР в период действия настоящего соглашения не будет экспортировать сахар в страны, являющиеся традиционными импортерами кубинского сахара. Закупаемый в 1961—1964 гг. Союзом ССР в Республике Куба сахар будет оплачиваться в размере 20 процентов от общего ежегодно закупаемого количества валютой, свободно конвертируемой в доллары США, а в остальной части – поставками товаров. 425 тысяч тонн сахара, закупаемых и отгружаемых в 1960 году, будут оплачены полностью товарами <… >
Республика Куба будет закупать в СССР машины и оборудование, нефть и нефтепродукты, пшеницу, бумагу, цветные металлы, химические товары, удобрения и другие товары» [353].
В конце переговоров Анастас Микоян заверил Фиделя Кастро, что Москва выделит Гаване торговый кредит в 100 миллионов долларов, будет снабжать Кубу нефтью. Первый советский кредит был предназначен для строительства сталелитейного завода, идею которого «пробивал» Че в рамках программы индустриализации страны. 23 февраля 1961 года Эрнесто Че Гевара был назначен министром промышленности Кубы, в ведение которого были переданы национализированные отрасли промышленности и десятки новых предприятий. Они перешли в новое министерство из–под контроля департамента индустриализации ИНРА.
Для кубинцев особую выгоду представляло то, что цены на нефть, которая поступала из Советского Союза, были на 33 процента ниже мировых. Че Гевара, ставший директором Национального банка, говорил Александру Алексееву, что Куба сэкономила на этой сделке 20 миллионов долларов. Весной 1960 года в Гавану пришел первый советский танкер с нефтью, который торжественно встречали тысячи жителей кубинской столицы. А из тропиков к далеким советским берегам, в полярные широты, отправился первый паром с сахаром.
Спустя много лет в одной из своих статей Фидель признался, что, несмотря на внешнюю легкость таких «сахарных сделок», ему приходилось серьезно спорить с русскими: «Помню, как я торговался с советской стороной о каждом центе цены на сахар; я обнаружил на практике то, что знал только в теории: неравный обмен. Они гарантировали цену выше той, что господствовала на мировом рынке. Соглашения планировались по пятилетиям; если в начале пятилетия ты посылал определенное количество тонн сахара в уплату за товары, в его конце стоимость их продуктов по международным ценам была на 20 процентов выше. Ведя переговоры, они всегда проявляли щедрость: однажды цена на мировом рынке вследствие конъюнктуры достигла 19 центов, мы крепко держались за эту цену, и они ее приняли. Это послужило затем основой для применения социалистического принципа в отношении того, что при строительстве социализма экономически более развитые должны поддерживать менее развитых»[354] .
Олег Терехов, который в начале 1990–х годов был директором Ленинградского порта, не без юмора вспоминал о первом долгожданном «сахарном» рейсе из Кубы: «В 1960 году, когда я работал диспетчером Мурманского порта, сюда пришло первое советское судно, груженное кубинским сахаром. Во время пути по холодным морям сахар заледенел, превратился почти что в камень, хоть отбойным молотком орудуй. Докеры мне говорили, что не могут разгрузить судно. Пришлось воздействовать личным примером. Я спустился в трюм и начал ворочать мешки с сахаром, они действительно были очень тяжелыми, казалось, что они набиты камнями. Но все–таки мы судно разгрузили. Вот так, на собственном горбу, я впервые познакомился с кубинским сахаром»[355].
Фидель Кастро не мог не понимать, что Москва действует себе в убыток, идет на явные послабления кубинцам, лишь бы, как говорится, материально поддержать революцию. Так, например, советские потребности в сахаре, причем гораздо лучшего качества, вполне удовлетворяла Украина. Можно добавить, что лишь пятая часть кубинских поставок сахара оплачивалась в валюте, остальное должно было идти в обмен на бартер. Позже его подавляющую часть составило советское оружие.
Покупка Советским Союзом у Кубы сахара была не экономической сделкой, а политическим актом, показывающим, что у Кубы появился могущественный «надежный друг», который, образно говоря, может прикрыть ее своим щитом. На самом деле последствия этого соглашения были уникальны еще и потому, что впервые в истории Латинской Америки страна, чья экономика ранее была полностью завязана на
