всей его поверхности были разложены листки бумаги, каждый из которых он прижал сверху металлическим пресс-папье. Рядом теснились разлинованные листы больших блокнотов, испещренных торопливыми заметками. В одном углу высилась кила папок с расшифровкой показаний из стенограмм допросов. Папка с отчетом психолога покоилась рядом с телефоном, а маленький блокнотик пестрел напоминаниями о том, что еще только предстояло сделать:
Однако среди этого хаоса существовал некий порядок, известный лишь одному Хэнку. Его беспокоило, что полицейская лаборатория до сих пор не представила отчета экспертизы орудий убийства. По его расчетам, представление этой улики должно было стать одним из кульминационных моментов в ходе плавно развивающегося сюжета. Он собирался начать со свидетелей, которые рассказали бы о событиях, предшествовавших убийству, тем самым как бы шаг за шагом восстанавливая перед присяжными картину того вечера. Мысленно он уже даже слышал свои слова: «Мальчики взяли с собой ножи, вот эти самые ножи. И это отнюдь не перочинные ножики. Не безобидные безделушки для игры в „ножички“. Это самое настоящее оружие». А затем он нажмет кнопку на рукоятке одного из ножей, освобождая откидное лезвие. Эффектный прием, ничего не скажешь! Демонстрация вещественных доказательств, а уж тем более ножей, которые неизменно приковывают к себе всеобщее внимание, эффективна всегда. В ноже – в любом ноже – изначально заложено нечто зловещее. А откидное лезвие придает ему элемент неожиданности – представить только, длинное, зловещее лезвие внезапно выскакивает из рукоятки. И еще он также знал наверняка, что большинство людей предпочтут скорее оказаться перед дулом пистолета, чем увидеть занесенное над собой стальное лезвие. В представлении рядового гражданина стрельба была чем-то нереальным, что случается только в кино. Однако любому из обывателей время от времени доводилось нечаянно порезаться, и каждый видел, как течет из раны кровь, так что каждый может без труда представить, что такая, казалось бы, безобидная кухонная принадлежность, как нож, или лезвие опасной бритвы может сделать с человеческой плотью.
Хэнк использует эти ножи наилучшим образом, играя на обычном человеческом страхе перед острыми предметами, подкрепив его непосредственными показаниями самих убийц, которых он намеревался пригласить в качестве свидетелей самыми последними. Разумеется, он знал, что подростков нельзя было заставить свидетельствовать против самих себя и что, в случае их отказа, судья Сэмелсон немедленно объявит присяжным, что данный факт ни в коей мере не должен быть воспринят как признание вины. Однако он все же был убежден, что уж Апосто выступить в качестве свидетеля будет дозволено наверняка, хотя бы ради того, чтобы продемонстрировать низкий уровень его умственного развития. Если же выступит лишь один из троих обвиняемых, то, принимая во внимание подсознательно-негативное отношение присяжных к самому факту отказа от дачи показаний, становится совершенно очевидно, что это лишь восстановит их против Рейрдона и Дипаче. Да и вряд ли адвокаты защиты, упорно отстаивающие версию о якобы имевшей место вынужденной самообороне, станут отговаривать своих подзащитных от дачи показаний. Так что он положительно не сомневался, что ему удастся заполучить всех троих в качестве свидетелей, и уж тогда-то он вытянет из них достоверную историю о событиях того вечера. Но первым делом он должен будет продемонстрировать ножи.
Так где же, черт возьми, этот отчет экспертизы орудий убийства?
Чувствуя крайнее раздражение, он набрал номер телефона лаборатории, находящейся в здании полицейского управления на Сентр-стрит, где его соединили с неким Алексом Харди.
– Говорит мистер Белл из отдела по расследованию убийств, – представился Хэнк. – Я представляю обвинение по делу Рафаэля Морреса, суд по которому состоится через три недели. Мне должны были прислать отчет, но я до сих пор так ничего от вас и не получил. Сейчас я веду подготовку к выступлению на процессе, и данные материалы необходимы мне для работы.
– Моррес… Моррес… а, ну да, – ответил Харди. – Так звали того пуэрто-риканского парня. Да, ножи находятся у нас, это точно.
– Я знаю, что они у вас. А как насчет отчета?
– Ну а это уже совсем другое дело.
– Что вы имеете в виду?
– Дэнис-то сейчас в отпуске.
– Какой еще Дэнис?
– Дэнис Беннел, заведующий лабораторией.
– И что из того?
– А то, что он не оставил никаких указаний насчет этих самых ножей. Вот…
– Но ведь кто-то должен был остаться вместо него? Или что, стоит только одному человеку уйти в отпуск, как вся ваша контора дружно бросает работу?
– Ничего подобного. Вовсе нет. И вообще, мистер Белл, не нужно злиться. Мы всего лишь выполняем свою работу.
– Ваша работа – провести исследование тех ножей. Так когда я получу отчет?
– Я всего лишь исполнитель, мистер Белл. Так что высказывая мне свои претензии, вы напрасно теряете время.
– А кому, по-вашему, я их должен высказать?
– Сейчас соединю вас с лейтенантом Канотти. Может быть, он сможет вам помочь.
Харди прикрыл трубку рукой. Хэнк нетерпеливо ждал, постукивая ножом для бумаги по столу.
– Канотти слушает, – раздался в трубке хриплый голос.
– Говорит помощник окружного прокурора Белл из отдела по расследованию убийств. Я просил предоставить мне отчет экспертизы орудий убийства по делу Рафаэля Морреса. У меня его до сих пор нет.
