— У тебя в сумочке есть пилка для ногтей? — спросил он Пенни.
— Кажется, есть.
Он подождал, пока она — совсем по-женски — рылась в содержимом своей сумочки. Наконец она протянула ему пилочку в чехле из голубой кожи, и он вставил узкую полоску металла между дверью и косяком. Протолкнув ее вверх, он откинул дверной крючок и открыл дверь.
— Миссис Клауд! — позвал он снова.
— Я думаю, ее нет дома, — сказала Пенни.
— Давай все-таки зайдем.
— Это невежливо, — заметила Пенни.
— Знаю, и никогда так не делал, — он взял ее за руку и вошел в дом. На плите что-то готовилось. Что это было — по запаху определить он не смог. В большой алюминиевой кастрюле кипела какая-то жидкость.
— Похоже, она куда-то вышла и оставила кастрюлю кипеть на плите.
Зак оглянулся по сторонам.
— Мама никогда не оставляла, — сказала Пенни.
— Нет, не оставляла.
Он остановился посредине кухни и позвал еще раз:
— Миссис Клауд! — его голос отозвался эхом в тишине дома. В противоположном конце кухни была закрытая дверь. Он направился к ней, Пенни — за ним по пятам. Зак открыл дверь, двинулся было в комнату, но вдруг резко остановился.
— Оставайся на месте, Пенни.
— Почему? За что..?
— Стой там! — крикнул он, и в его голосе послышались металлические нотки родительской команды. Пенни замерла на месте. Зак зашел в комнату и закрыл за собой дверь. О раздвижную дверь, ведущую в глубь дома, билась муха, ее жужжание, казалось, наполняла всю гостиную.
На полу в центре комнаты лежала женщина.
У нее были черные волосы и загорелая кожа. Ей было не больше тридцати восьми. Верхняя часть головы была сильно разбита — так, что кровь пролилась на лоб и вниз по лицу, по затылку и покрыла пятнами бледно-голубой с цветами халат. Рот был широко открыт, словно в последнем предсмертном крике. Широко раскрытые карие глаза, залитые кровью, глядели в потолок. В безжизненных зрачках застыл ужас, пойманный и замороженный смертью ужас.
Зак вдруг покрылся холодным потом.
Он вытер губы тыльной стороной ладони и взглянул вниз на мертвую женщину, не в силах ни говорить, ни двигаться, превозмогая внезапную тошноту. Усилием воли он подавил нахлынувший на него страх, словно захлопнул капкан, и тошнота пропала, уступив место ярости.
В комнате все вдруг стало отчетливым и ясным.
Здесь шла борьба. С одного из столов была сбита лампа, стул с прямой спинкой перевернут. Рядом с женщиной на полу лежало кухонное полотенце, из чего Зак сделал вывод, что она вошла в гостиную из кухни и попала в засаду. Он подошел к задней двери. Дверь была не заперта. Три ступеньки вели вниз к песчаной тропинке, уходящей под уклон в заросли. Он бросил беглый взгляд сквозь стекло двери и вернулся в комнату.
Орудие убийства лежало футах в трех от разбитой головы женщины. Его каменная головка так же, как и рукоятка, были испачканы кровью. Томагавк-сувенир, точно такой же как у Пенни в соседней комнате. Он наклонился к нему, чтобы получше рассмотреть, но руками трогать не стал. Затем он увидел медальон. Это был тонкий бронзовый кружок, и он бы не заметил его, если бы не наклонился к томагавку. Он поднял его и стал внимательно разглядывать.
Одно звено цепочки все еще держалось за металлическое ушко в верхней части медальона. Может, он был сорван женщиной с шеи нападавшего? На медальоне был изображен парусник. Над судном полукругом располагались слова: ТРЕТЬЕ МЕСТО. Под парусником, вдоль нижнего края медальона, образуя другой полукруг, были начертаны слова: РЕГАТА ТЕКСТОН КЛАБ, МАЙАМИ. Зак положил медальон в карман и снова склонился к женщине.
Ее правая рука была крепко сжата. Он приподнял ее: рука была еще теплой. Она, по всей видимости, скончалась не так давно. В кулаке были зажаты несколько длинных белокурых волос. Даже если бы он и не видел, что волосы выдраны с корнем, он все равно предположил бы, что это волосы нападавшего. В глаза ему бросилось серебряное кольцо на пальце женщины. Он осторожно разжал кулак, посмотрел на кольцо, и его внезапно охватило отчаяние и чувство полной безнадежности.
Он давно уже предположил — с того момента как открыл дверь и увидел тело женщины — он давно уже понял, кто она, понял, что смерть наложила печать безмолвия на ее уста и сделала бессмысленными строки письма. Кольцо лишь подтвердило эту уверенность, оно являло собой прямой и неизбежный факт, от которого никуда не деться.
На кольце были выгравированы инициалы И. К.
Мертвая женщина на полу гостиной была Ивлин Клауд.
Он осторожно опустил ее руку. Ему показалось, что он уже заранее знал и то, что не будет обращаться в полицию. Он, безусловно, не положил бы в карман медальон, если бы намеревался звонить в полицию. Внутренним чутьем он понял, что, будучи замешанным в убийстве, он не сможет выполнить то, зачем приехал сюда. У него просто нет времени на объяснения с полицией. Так же инстинктивно он догадался, что смерть Ивлин Клауд каким-то образом была связана с гибелью Мэри. Поэтому он повернулся, вытер носовым платком ручку двери гостиной, потом, не убирая платка с ручки, открыл дверь, закрыл ее и протер дверную ручку с внешней стороны.
— Что это ты делаешь? — спросила Пенни.
— Тш-ш-ш, — прошипел он. — Ты прикасалась здесь к чему-нибудь?
— Нет. Кто-нибудь умер?
Он взглянул на нее, удивившись на мгновение, затем, вспомнив советы по воспитанию детей, которые давали по телевидению, ответил:
— Да, умер.
Пенни вскинула голову:
— Кто?
— Та женщина, к которой мы приехали. Пойдем отсюда.
Он открыл застекленную дверь, выпустил Пенни и опять вытер дверную ручку. Когда они выезжали на главную дорогу, он подумал, не оставят ли следов на утрамбованном песке колеса их автомобиля.
Глава пятая
У дома их поджидала блондинка.
Она сидела на верхней ступеньке крыльца и курила сигарету. На ней были свободная юбка и жилетка, ноги небрежно скрещены — слишком небрежно. Она взглянула на подъехавший «плимут», но продолжала сидеть, положив ногу на ногу, и, казалось, не обращала никакого внимания на то, что ветер вытворяет с ее юбкой. Она все так же лениво курила, не отводя глаз от Зака, пока он выходил из машины и огибал ее, чтобы открыть дверцу Пенни. Затем она бросила сигарету на песок и вытянула обутую в босоножку ногу, чтобы затоптать окурок, ветер подхватил юбку, задрал ее так, что показалось длинное гладкое золотистое бедро.
— Привет, — сказала она глубоким хрипловатым голосом. — А я вот вас поджидаю.
Зак и Пенни подошли к ступеням крыльца.
— Правда? — небрежно бросил Зак.
— Закария Блейк — это ведь вы, не так ли? — улыбнулась она. Лицо ее было очень загорелым, улыбка широкой и белозубой. Ее глаза казались ярко-голубыми на фоне загара. Когда она улыбалась, в уголках глаз собирались крохотные морщинки. Зак сопоставил голос, лицо, тело вполне уже зрелой
