— А описание тебе подходит.
— Какое описание? — снова спросил Алекс.
— Грегориано поговорил со швейцаром и лифтером, спросил их, не видели ли они каких-нибудь подозрительных личностей возле дома.
— Ну и?
— Швейцар никого не видел, — сказал Хокинс и отпил кофе. — А вот лифтер кое-кого видел.
— Да неужели?
— Да. Видел кое-кого, похожего на тебя. Потому-то Грегориано и позвонил мне. Он просматривал файлы и нашел парня, подходящего под описание, которое дал ему лифтер, и парня того зовут Алекс Харди. Он увидел, что брал его я, позвонил мне, чтобы выяснить, что я сегодня о тебе знаю. Конечно, в городе полно голубоглазых блондинов твоего роста и веса…
— Ага.
— Которые заходят не туда, разыскивая нужный адрес, и потому смотрят по номерам почтовых ящиков.
— Наверное, миллионы, — сказал Алекс.
— Да, но никто из них не занимается взломами.
— Вы хотите сказать, что это я был там вчера утром? Лифтер сказал, что видел меня там вчера?
— Нет. Он видел тебя в
— Вот что я вам скажу, — заявил Алекс. — Почему бы вам не вызвать лифтера на опознание, чтобы он указал на меня?
— Ладно. Предположим, что это был ты. И что мы докажем?
— Ничего.
— Верно. Находиться в вестибюле дома — не преступление.
— Да все равно это был не я, мистер Хокинс.
— Кто навел тебя, Алекс?
— Я ничего об этом не знаю.
— Алекс, — сказал Хокинс, — я доберусь до твоей задницы.
—
— У меня полно времени, — ответил Хокинс.
— У меня тоже.
— Да уж. Там было кольцо на тридцать тысяч баксов. Твоя доля позволит тебе продержаться некоторое время, а?
— Если бы так, мистер Хокинс. Я еле свожу концы с концами.
— А мы все что, по-другому живем? — Хокинс улыбнулся как Барт Рейнольдс. — Как я понимаю, кольца тут уже нет?
— Вот что я вам скажу. Почему бы вам не взять ордер на обыск и не вернуться сюда, чтобы поискать его?
— Я могу это сделать.
— Нет. Вы этого не сделаете, поскольку знаете, что ни хрена тут не найдете. И знаете почему, мистер Хокинс? Потому что я не знаю, кто это сделал. Вы просто все время оскорбляете меня. Зачем, мистер Хокинс? Почему бы вам не отстать от меня?
— Спасибо за кофе, — сказал Хокинс, встал и задвинул стул под стол.
— Извините, что растворимый.
— Ну, все же получше, чем в тюряге, а? — спросил Хокинс и снова ухмыльнулся. Затем он повернулся и ушел.
У почтовых ящиков внизу Алекс проверил, в какой квартире живет Джессика Ноулз. Квартира 5С. Всего двумя этажами ниже, очень удобно. Он подумал, не пойти ли наверх, не свалиться ли неожиданно ей на голову — привет, я на минутку, просто чтобы проведать вас. Может, он застанет ее в ночной рубашке или в чем там еще. Он посмотрел на часы. Двенадцать двадцать. Может, стоит попробовать. После Китти он чувствовал себя паршиво. Он не понимал почему, черт, она же сделала бы все, чего он ни попросил бы, это же ее работа, он просто не попытался. Но какого черта она стала ему это рассказывать? Постучать в дверь — привет, Джессика, тебе что-нибудь купить в магазине? Нет, лучше уж подождать до завтрашнего вечера. Он не хотел давить на нее. Хладнокровно и просто. Спокойствие, милый. Эта чертова Китти…
У него в кармане было семнадцать тысяч долларов наличными, и он сначала отправился в «Кемикл- банк» на углу Бродвея и Девяносто первой. Там он положил пять тысяч на свой сберегательный счет. Затем взял такси до угла Бродвея и Семьдесят третьей, где положил еще пять тысяч в «Чейз Манхэттен» на текущий счет. Третий банк был на углу Пятьдесят девятой и Лексингтон-авеню, «Драй Док». Он положил пять с половиной тысяч на свой третий сберегательный счет, оставив себе полторы тысячи наличными. Он должен дать Томми пятьсот долларов или около того, и тысяча останется на расходы.
Когда он делал вклады, мерзкое чувство, преследовавшее его после встречи с Китти, почти ушло. Он просто не мог ее понять. Сначала попасть в такую заваруху с этими двумя макаронниками, а затем поддаться им, когда ей нужно было схватить со стола нож для бумаги и всадить его кому-нибудь в глаз, сражаться за себя так, как он однажды дрался в Синг-Синге, когда пожизненник наехал на него. Ты должен им показать. Если нет — тебя затопчут. Да черт с ней. Он сейчас хотел только вернуть себе две тысячи. И она очень пожалеет, если не отдаст их.
Томми Палумбо жил в центре на Малберри-стрит, в Маленькой Италии. Жил с отцом и матерью, но днем никого из них дома не бывало, поскольку они держали бакалейную лавку на Мотт-стрит. Томми сидел на крылечке с парой других ребят, когда на такси подъехал Алекс. Они все повернулись посмотреть, кто бы это мог быть.
Томми узнал его сразу и бросился навстречу. Ему было двадцать два, но он был небольшого роста и хрупкий, потому смотрелся на семнадцать. Он был в дангери[4], белой футболке и легкой голубой поплиновой ветровке. Еще на нем были высокие спортивные туфли. Выглядел он как тинэйджер, собирающийся поиграть в бейсбол.
— Эй, парень, — сказал он и протянул руку. Алекс пожал ее, потом заплатил таксисту и дал ему на чай.
— Твои старики дома? — спросил он.
— Нет, — ответил Томми. — В магазине.
— Тогда, может, зайдем внутрь?
— Конечно, — ответил Томми. — Я все равно собирался тебе кое-что показать.
Они прошли мимо ребят на лестнице, которые смотрели на Алекса так, словно он был легавый. В коридоре было пусто, пахло антисептиком — в Маленькой Италии в домах никогда не воняет мочой, как в Гарлеме. Они поднялись на третий этаж, и Томми открыл квартиру своим ключом. Они сели в гостиной. У противоположной стены стоял диван, а над ним висело распятие. Над головой Иисуса была прибита надпись «INRI»[5].
— Что значит эта надпись — «INRI»? — спросил Алекс.
— «И На кресте Распяли Иисуса».
— Да ну тебя, это что-то по латыни.
— Нет. Именно так, как я говорю, потому что евреи прибили его к кресту.
— Никогда прежде такого не слышал, — сказал Алекс.
— Это правда. Мне бабушка рассказывала.
— Я тут кое-что тебе принес, — усмехнулся Алекс и достал бумажник. Генри заплатил ему двадцатками, потому он отсчитал двадцать пять бумажек и протянул их Томми. — Пять сотен. Хватит?
— Много, — ответил Томми.
— Это же ты свел меня с Генри.
— И все равно много.
