И теперь, распахнув настежь окна спальни, чтобы впустить свежий ночной ветерок, Стелла напрасно пыталась уснуть. Кто-то неподалеку терзал струны гитары, явно корчась в муках неразделенной любви. К тому же делу отнюдь не помогал оглушительный храп Кармине.
– Кармине? – шепотом позвала она.
– М-м-м?..
– Ты спишь?
– Да.
– Кармине!
– М-м-м?..
– Мне нужно с тобой поговорить.
– Говорю же тебе, я сплю!
– Кармине, у меня дурное предчувствие. Мне кажется, что-то случилось с Льюисом.
– Спи. Что с ним могло случиться?
– Откуда нам знать, что с ним ничего не произошло?
– Нэнни прекрасно известно, где мы и как нас найти. Если бы что-то случилось, она бы позвонила. Но ведь она не звонила, верно? Поэтому я уверен, что с ним все в порядке.
– И все же…
– Спи, Стелла!
– Ладно, Кармине. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Стелла.
Стелла лежала и слушала, как в темноте рыдала гитара. Жаль, что она не знает ни слова по- итальянски. Тридцать лет назад, когда Кармине предложил ей выйти за него замуж, Стелла простодушно возразила:
– Но, Кармине, ведь я не знаю ни слова по-итальянски!
– Но какое это имеет значение? – удивился он. – Ведь мы же любим друг друга!
– Представь, что к тебе придут твои друзья. Они начнут говорить между собой по-итальянски, а что тогда делать мне?
– Я попрошу их говорить по-английски, – ответил Кармине.
– Да, конечно… но захотят ли они?
– Непременно захотят, – твердо сказал он, выразительно подмигнув ей, и это окончательно убедило Стеллу. Кармине, который был старше ее на целых двадцать лет, уже тогда вызывал ее восхищение тем, что всегда твердо держал свое слово.
Так было и на этот раз. Когда бы его приятели, забывшись, ни переходили в ее присутствии на итальянский, он тут же останавливал их: «Говорите по-английски!» И вот вам результат – за все эти годы Стелла так и не выучила ни слова по-итальянски. И не то чтобы она так уж жалела об этом… разве что в такую ночь, как эта, когда она отчаянно тосковала по дому, а в темноте звенела и плакала гитара и чей-то голос пел о том, чего она не могла понять.
– Кармине! – окликнула она.
– М-м-м…
– Кармине, я так хочу домой…
– Спи. Вернемся домой в конце месяца.
– Кармине, а ты разве не тоскуешь по дому?
– Нет.
– А по Льюису ты скучаешь?
– Да. Но не до такой степени.
– А тебе не хотелось бы оказаться дома?
– Разве что в темной комнате, – ворчливо ответил он.
Слушай, спи давай!
Марио Аззекка жил на Саттон-Плейс в меблированной квартире. В его доме было двое швейцаров – специально для того, чтобы никто не осмелился потревожить покой жильцов и чтобы ни один из этих жильцов не застрял случайно в лифте. Кроме швейцаров, в доме был еще и лифтер, а это означало, что все бастионы были под охраной в любой час дня и ночи.
Поли Секундо, имевший при себе пятьдесят тысяч (все хрустящими стодолларовыми бумажкам) и авиабилет в Неаполь с пересадкой в Риме, появился в квартире Аззекки двадцать минут девятого. Его приветствовал швейцар, предложивший подняться наверх… да, да, сэр, лифт налево… седьмой этаж, сэр, квартира 7Ж, как Жорж.
Марио Аззекка, сидя в гостиной, поджидал, когда заработает фонтан Делакорте. Обычно его включали каждый вечер, в половине девятого, и тогда из него вдруг на добрую сотню метров вырывалась вверх мощная струя воды, и так каждые несколько минут часов до десяти. Из гостиной Аззекки открывался великолепный вид через Ист-Ривер на южную оконечность острова Вест-Фэйр, где когда-то Делакорте
