– Это море, – сухо заметил Наставник. – А нам с тобой туда.
В полумраке смутно виднелся дом – шагах в сорока от кромки воды. Большой дом, Чарус только слышал, что такие есть в вольных городах на Светлой. Сразу же за ним начинался лес – бесполезный, с точки зрения любого из клана Твердиславичей. Никчемушные сосны – ни тебе копьероста или красноплодки, без которых не смастеришь приличное оружие, ни игольников, ни зеленцов. Конечно, в темноте многого не увидишь, но полезные деревья всегда стараются сажать поближе к жилью. И уж никогда не позволяют расти так близко этим самым соснам, которые только на дрова и годятся.
– Давай за мной, – прежним безжизненным голосом сказал Учитель.
Чарус с независимым видом пожал плечами – мол, нам теперь ничто не страшно – и пошёл.
Крыльцо, пять ступеней вверх, лёгкая дверка – Чарус такую бы в один миг вынес, только плечом чуть- чуть поднавалиться. Сразу видно – Ведунов здесь не боятся. Оно и понятно, ворожба помогает лучше любых стен, дверей и запоров.
В сенцах Чарус не увидел ничего необычного. Все здесь было подчеркнуто просто. По углам притулились какие-то кадушки, торчали отполированные рукояти домашнего инструмента, в специальном кованом поставце ярко горел пучок лучин, и Чарус невольно удивился – кто же его зажег, если он, Чарус, идёт первым и дом, судя по всему, пуст? Снаружи окна тоже казались темными.
– Направо, – распорядился Учитель.
За всё время пути он ни разу не то что не заговорил, но даже и не посмотрел на Чаруса. «Давай за мной» и «направо» – вот и всё, что дождался от него Чарус. Словно он уже перестал существовать, превратившись из того, кому помогали, в некий ходячий предмет, понимающий отданные голосом команды. Словно Учитель уже вычеркнул недавнего подопечного из списка живых. Отчего-то заныло под ложечкой.
За второй дверью оказалась небольшая уютная комнатка, опять же ничего необычного – стол, лавки, лежанка, тканые половики и скатерть, цветастое покрывало на лежаке. Чарус даже слёгка разочаровался – он-то думал, что взору его предстанет нечто грандиозное.
В комнатке никого не было. Учитель вошёл следом, захлопнул дверь и, не обращая более никакого внимания на Чаруса, присел к столу, на котором точно так же, как и в сенцах, ровным пламенем горела лучина. Горела и горела, не сгорая и не укорачиваясь. Самому Чарусу сесть не разрешили. Он постоял, переминаясь с ноги на ногу (Учитель всё это время листал какие-то исписанные листы, извлечённые из его сумки, и что-то бормотал себе под нос).
Чарусу становилось всё больше и больше не по себе. И ведь только что храбрился, убеждая себя – мол, да что они теперь могут мне сделать! – а вот при виде негасимой лучины вдруг сообразил, что могут. Могут, и притом так, что он, Чарус, сейчас даже и представить себе не сможет, что это будет такое. Во рту вдруг скопилась слюна, парень судорожно сглотнул. А ведь и верно: как поставят его перед всеми, кто погиб на Пэковом Холме, как глянут они ему в глаза, как потянут за собой, куда и самому Великому Духу нет хода, в мучилище, где расплачиваются подведшие родичей под бессмысленную гибель. Но стоп, разве он, Чарус, повёл своих именно на такую смерть? Но нельзя же было терпеть! Нельзя! Когда тебя унижают – это хуже смерти! И потом – разве не уничтожило его заклятие почти всех Ведунских тварей? На войне как на войне, ничего тут не сделаешь. И так удача может повернуться, и эдак. Не беззащитное дерево ведь валим.
Занятый этими размышлениями, Чарус даже не заметил, как в комнатке начали собираться люди. Входили, молча здороваясь коротким кивком, рассаживались. Никто не произносил ни звука. Чарус и глазом моргнуть не успел, как вокруг вдруг сделалось тесно. На парня никто не смотрел, и вообще казалось, что собравшиеся здесь отлично знают, что им предстоит, и не слишком этим интересуются.
Учители казались похожими. Все как и положено – седые, с морщинами на лицах, не отличающиеся богатырским сложением. Пожалуй, захоти он, Чарус, вырваться отсюда силой – ему бы это наверняка удалось.
Наверное, окажись он здесь до боя на Пэковом Холме, кто знает, может, и рискнул бы. Но сейчас, когда перед всем кланом тебя лишили Ключ-Камня, в клане больше нет для тебя опоры, Чарус. Ты один – перед Учителями; и как же они не могут понять, что неможно только одной Ворожее вершить всю власть и править всем!
Мудро заповедано Великим Духом – никому не отдавать всего. Неужто ж Наставники сами от этого и отойдут?
Его размышления прервал негромкий голос. Говорил какой-то старик из угла – его почти и не видно было, заслоняли спины других.
– Начнём, коллеги?
Глава третья
Повинуясь последнему приказу Наставника, Фатима собрала весь клан к Костровому Дереву. Чаруса должен был судить Совет Учителей; и, быть может, на него мог явиться, покинув своё загадочное уединение, сам Великий Учитель Исса. Так сказал Наставник, чьи слова так же истинны, как и изречённое самим Всеотцом.
Благодаря чародейству Учителя, всё, что будет происходить с Чарусом, увидят и в клане. Все, от мала до велика, кроме лишь грудных младенцев. Фатима считала, что и им невредно посмотреть – может, что и запомнят, но малыши упрямо желали спать. Вот неслухи!
Былые товарищи Чаруса тащились к месту сбора, угрюмо повесив головы. Их затея рухнула, а теперь ещё придется смотреть, как справедливый суд (каким же ещё может быть Суд Учителей?) карает их вождя. Пусть он недолго носил Ключ-Камень, но всё же он честно заслужил и честно получил его – в дар, как и положено. Фатиме же Оберег клана с неба свалился, а такое, говорят, удачи не приносит.
Неразлучные Дим, Джиг и Лев встали в первый ряд. Так оно как-то легче, хотя Чари и не сможет видеть их. Другу уже не поможешь, с Учителем не поспоришь. Конечно, клановая распря – дело страшное, но зачем же сразу, не разобравшись, отнимать Ключ-Камень?
Учитель обещал, что Твердиславичи все увидят, и слово своё сдержал.
Воздух перед Костровым Деревом внезапно заискрился, словно взорвавшись роем синих огоньков. Огоньки сыпались на землю, точно снег; Твердиславичи обмерли, глазея на невиданное чудо.
…Скалы уходили в самое поднебесье – туда, где бесились, плюясь друг в друга снежно-белыми молниями, косматые темные тучи. Отвесные кручи окружали со всех сторон крошечную площадку, на которой застыла человеческая фигурка – Чарус. А наверху, на скалах, между рычащим небом и гордо взнесенными каменными клыками вершин, стояли облачённые в Свет невиданные существа с сияющими нимбами вокруг головы у каждого. Лицо же Чаруса было повернуто к самой высокой из скал, сложенной из прозрачных, точно роса, блистающих глыб. На вершине её замер – о нет, конечно же, не человек, люди не бывают такими, – могучий Дух, правая рука Всеотца – Исса, Великий Учитель.
Никто не произнёс ни единого слова – всё было понятно и так.
Чарус попятился, схватившись обеими руками за горло, точно задыхаясь. Малыши перед Костровым Деревом дружно заревели – страшно. Хоть и красиво – а всё равно страшно.
– Ты!!! – прогремел неожиданно голос, что, казалось, прокатился над всем миром. – Ты, рекомый Чарус!
Непонятно было, кто говорит. То ли кто-то из сияющих фигур на скалах, то ли сам Великий Учитель.
– Отвечай, внемлешь ли ты?! – продолжал голос, поскольку Чарус даже не пошевелился.
– В-внемлю, – раздалось нечто среднее между писком комара и кваканьем лягушки – нечто, достойное лишь осмеяния. И это заносчивый Чарус! Небось перед Учителями-то в штаны наделал.
Чарус ничего больше не сказал – даже не шелохнулся. Да и что тут можно сказать, если сам вопрошающий все отлично знает? Парень просто стоял и молчал.
Очевидно, от него и не ждали никакого ответа. Тот же могучий голос заговорил вновь, подробно перечисляя преступления бывшего вожака.
– Власти взалкав, другим, более способным завидуя… тщась поразить пустой отвагой… повёл на смерть… если бы не Фатима, погиб бы весь клан…
Чарус словно ничего не слышал. Стоял неподвижно, так что невольно закрадывалась мысль – полноте, а живой ли он сам? Или уже отправился к Великому Духу, не выдержав судилища? Нет, нет, вот как будто шевельнулся, жив.
Закончив обличать и укорять ослушника, голос внезапно воззвал:
