— Мы обедали на людях в Сент-Барте. А еще пили кофе с круассанами в забегаловке на Второй авеню.
— Это все было раньше.
— Да. Раньше. Круассаны с шоколадом. В день, когда мы в первый раз поссорились.
— Мы тогда не ссорились, — возразила она. — Я просто встала и ушла.
— Потому что я поцеловал тебя.
— Да.
— Я собираюсь поцеловать тебя сейчас, — предупредил он. — Не уходи.
Он перегнулся через столик и поцеловал ее как в тот давний день, когда его губы пахли шоколадом, а на улице завывала метель.
— Мы перестали ссориться? — спросил он.
— Пожалуй, да.
— Отлично. Так ты выйдешь за меня замуж?
— Я отлично понимаю, что ты шутишь. Давай лучше поедим.
— Как мне убедить тебя?
— Скажи, как их звали.
— Зачем?
— Я уже сказала. Чтобы я поплакала в подушку.
— Только не плачь! Пожалуйста!
— Я не собираюсь плакать. Мне нужно знать их имена, чтобы... чтобы я могла изгнать их.
— Изгнать? Как? Кнутом прогнать прочь?
— Нет. Как изгоняют дьявола.
— А, понимаю, — ухмыльнулся он. — Теперь ясно. Ты хочешь очиститься.
— Не смейся, умник. Да, очиститься. Избавиться от них.
— Как избавился от них я.
— Ну да, — скептически протянула она.
— Но мне помогла ты.
— Их имена, пожалуйста.
— Ты прямо как полицейский.
— Имена.
Одним духом, словно он собирался произнести не несколько имен, а всего одно, он выпалил:
— Мэри-Джейн, Уна, Элис, Анджела, Бланка, Мэгги. Все! Карло, дай нам, пожалуйста, меню.
— Si, signor Faviola, immediatamente!
— Что такое он повторяет все время?
— О чем ты?
— Фавиола? Фавиола? Что-то в этом роде. Что это значит?
— Понятия не имею.
— Я думала, ты понимаешь по-итальянски.
— Только самую капельку.
— Где ты ему научился?
— В Кенте. А почему ты меня только что назвала умником?
— Потому что ты очень умный.
— Я думал, может, ты вспомнила тот фильм, о котором я тебе как-то рассказывал.
— Какой еще фильм?
— Не важно.
— Итак, — объявил Карло, из пустоты вырастая около стола, — позвольте мне рассказать, что мы сегодня приготовили для наших дорогих гостей.
— Расскажи, — разрешил Эндрю.
Сара слушала, как Карло перечислял по-итальянски названия блюд и тут же переводил их на английский. А сама тем временем смотрела на Эндрю. Смотрела, как он слушает. Так как их звали? Как сможет она избавиться от полудюжины девиц, если она уже забыла их имена? И вдруг поняла, что уже от них избавилась.
— Итак, — повторил Карло, — я подойду к вам через несколько минут, signor Faviola, signorina, выбирайте, не торопитесь.
Он еще раз поклонился и, подобно кораблю, покидающему порт, плавно отрулил от столика.
— Вот опять он сказал это слово, — заметила Сара.
— Да, я слышал. Что будешь есть?
Только поздно вечером, когда Билли высадил ее на углу Лекс и Восемьдесят третьей, Сара спохватилась, что забыла прочитать ему свое стихотворение.
Детективы объяснили Майклу, что, даже если бы им и удалось получить судебный ордер на слежку за вновь обнаруженным выходом на Мотт-стрит, наблюдение там вести все равно неоткуда.
— Потому что, — рассказывал Реган, — там есть ресторанная оптовая база на северо-восточном углу улицы, как раз напротив синей двери...
— На почтовом ящике написано: 'Инвестиционная компания «Картер и Голдсмит», — вставил Лаундес.
— Проверьте ее, — приказал Майкл. — Выясните, что это за корпорация, кто владельцы, кто партнеры...
— Уже проверяем, — отозвался Реган.
— Хорошо.
— Так о чем я? — продолжил Реган, который терпеть не мог, когда его перебивали. — Наверху есть окна, выходящие на нужную нам дверь, но оптовая база владеет всем зданием целиком и использует его тоже целиком, так что нам некуда поставить там камеру, даже если бы мы и получили ордер. Впрочем, суд может решить, что мы слишком многого просим для наблюдения за одной-единственной квартирой.
— Но все же стоит попробовать, — возразил Майкл. — Мы же не знаем, кто пользуется той дверью. Возможно...
— Мы полагаем, что телки, — сказал Лаундес.
— Если так, то не стоит беспокоиться. Но если мы засечем людей, которые по тем или иным причинам не хотят, чтобы их видели входящими в лавку...
— Да, такое тоже возможно, — с сомнением в голосе протянул Реган.
— Так почему бы вам не поставить на улице грузовик? — спросил Майкл. — Тогда и ордер не понадобится.
— Видишь ли, Майкл, — начал Реган. — Здесь тебе не Гринвич в штате Коннектикут, где живет кучка богатых, ничего не понимающих дурней. Здесь Маленькая Италия. Если мы поставим грузовик напротив той двери и раскрасим его под хлебовозку или под что-нибудь еще, не пройдет и десяти секунд, как вся округа будет в курсе, что вон в том грузовике сидят легавые и снимают дом напротив.
— Г-м-м, — задумался Майкл.
— Пока что у нас все идет неплохо. Квартира вся в «жучках», благодаря камере, которая снимает дверь в лавку, мы имеем картинку любого урки, заходящего туда. При входе их снимают на камеру, внутри «жучки» записывают каждое их слово. Отлично. К тому же мы прослушиваем телефоны, знаем, кому он звонит, и можем вычислить почти всех, кто звонит ему. Мы собираем массу информации, Майк. А поставим мы грузовик, он засветится, и вся наша система наблюдения полетит к черту. Понимаешь?
— Да, — тяжело вздохнул Майкл.
Забавно.
В Америке, если остановить любого коренного жителя, чьи предки давным-давно иммигрировали из Ирландии, Италии, Пуэрто-Рико или Сербии, и задать ему вопрос о его национальности, никто не ответит: «американец». Ирландец, итальянец, пуэрториканец, серб, венгр, китаец, японец, албанец, кто угодно, только не американец. Евреи называют себя евреями, откуда не явились бы их предки. Американцами называют себя только «ВАСПы» — белые протестанты англосаксонского происхождения. ВАСП никогда не
