На губах у нее появилась задумчивая улыбка.
— Это так возбуждало, — сказала она, — так
Глава 12
Уже наступила пятница, третье декабря; стрелки на моих часах показывали 12.06, когда я набрал номер домашнего телефона Блума. Я мстительно представлял себе, как мой звонок прервет его супружеские утехи, поделом ему: долг платежом красен. Но, судя по его сонному голосу, Блум спал сном праведника.
— Мори, — сказал я, — это Мэттью.
— Кто? — переспросил он.
— Мэттью Хоуп.
— А-а. Да, — пробормотал он. Я подозреваю, что он пытался разглядеть стрелки циферблата на часах рядом с кроватью. Или, может, на своих наручных часах. Может, Блум спал не снимая часов? Интересно, у него такие же красивые часы со стрелками, как у меня? На моих нажимаешь кнопочку — и циферблат освещается.
— Мори, — начал я, — у меня только что состоялась очень интересная беседа с Китти Рейнольдс.
— Китти —
— Рейнольдс.
— Кто это, черт побери?
— Послушай, пора бы тебе запомнить ее имя.
— Мэттью, уже полночь,
— Китти была любовницей Эндрю Оуэна, Мори. Из-за этого Салли развелась с ним.
— Прекрасно, — сказал Блум, — и что из этого?
— Из этого много чего следует.
— Так рассказывай, наконец, — взмолился Блум.
— Так и быть.
И я рассказал. Обо всем. О комитете, о картинах, об «орео» — обо
— Мори? — позвал я.
— Слушаю, — отозвался он.
— Что ты думаешь обо всем этом?
— Думаю, что следует задать несколько вопросов Ллойду Дэви-су, — сказал он.
Пятница — самый длинный день недели.
Эта пятница, пока я ждал сообщений из полиции о Ллойде Дэвисе, показалась мне самой длинной из всех. В свою контору я вернулся к половине одиннадцатого, закончив дела в суде. Меня уже поджидала в приемной супружеская пара — Ральф и Агнес Уэст. Ральф — племянник нашего старого клиента, который недавно скончался, не оставив завещания, а прямых наследников у него не было. После его смерти супруги несколько раз звонили мне, интересовались, не пора ли им являться за своей долей наследства. Каждый раз я повторял им одно и то же. Но по телефону у меня уходило на это не больше пяти минут. А сейчас наша беседа длилась почти час, потому что оба супруга: а) не блистали умом и б) были преисполнены решимости урвать кусок пожирнее.
— Существуют определенные правила, без соблюдения которых нельзя приступать к разделу имущества, — механически я повторял одно и то же в сотый раз.
— Какие такие правила? — придирчиво спросил Ральф. Физиономия у него была недовольная, да к тому же и небритая. Он сидел на краешке стула, крепко сжав колени, как будто до смерти хотел в туалет. Жена его, с такой же недовольной физиономией, сидела рядом и при каждом его слове кивала в знак согласия. Ее светлые волосы были стянуты в тугой узел на затылке.
— Как я объяснял вам по телефону, — бубнил я, — сначала завещание утверждает суд, затем рассылают уведомления всем наследникам и кредиторам и, наконец, выплачивают налог на наследство. Все эти вопросы необходимо уладить до распределения наследства.
— Об этом вы говорили
— Я уже вам сказал…
— Ведь речь идет о большой сумме, — прервал меня Ральф, — а мы все никак не можем получить своих денег. — Агнес кивнула.
— Состояние покойного оценивается в десять тысяч долларов, — сказал я, — эту сумму предстоит разделить поровну между всеми наследниками…
— Надо было ему оставить завещание, — обратился Ральф к Агнес. Агнес кивнула.
— Но он этого не сделал, — напомнил я.
— Старый дурак, — сказал Ральф. — Если бы оставил завещание, нам бы не пришлось делиться со всеми этими тупицами.
Как человек воспитанный, я промолчал, хотя Ральф с Агнес потеряли последние остатки разума в тот момент, как узнали о смерти дорогого дядюшки Джерри.
— Так сколько времени все это протянется? — спросил Ральф.
— От четырех до шести месяцев, — ответил я.
— Что? — негодующе воскликнул он.
— Что? — как эхо, повторила Агнес.
— От четырех до шести месяцев, — бесстрастно повторил я.
— Бог ты мой! — воскликнул Ральф, а Агнес кивнула. — Какого черта возиться
Мне пришлось еще раз повторить все сначала: утверждение завещания судом, уведомление других наследников и кредиторов, выплата налога на наследство, — пункт за пунктом, загибая при этом пальцы; я так медленно и подробно объяснял все детали, что пара дрессированных шимпанзе давно бы все усвоила, а Ральф по-прежнему недоуменно качал головой, а Агнес неустанно кивала, как китайский болванчик.
Только в 11.20 мне удалось отделаться от них. Тут же позвонила Синтия: со мной хотел переговорить адвокат Хейгер. Хейгер жил в Мейне, по решению суда он должен был взыскать пятьдесят тысяч долларов с одного из жителей Калузы, Хейгер просил меня помочь ему получить эти деньги. Я попросил переслать мне документы, чтобы представить их в суд, и пообещал сделать все от меня зависящее, чтобы уладить это дело. Потом позвонил один из местных писателей. Его книга, по самым скромным подсчетам, разошлась тиражом не менее двенадцати тысяч экземпляров, автор не получил от своих издателей ни пенни, кроме небольшого аванса. Фирма не отвечала на жалобы и просьбы автора произвести окончательный расчет и выплатить причитающийся ему гонорар. Я сказал, что для начала отправлю им письмо с требованием произвести окончательный расчет и выплатить потиражные, — на самом деле в разговоре с автором я был предельно краток: «Не волнуйся, я надеру им задницы», — сказал я.
Не прошло и десяти минут, как опять раздался звонок Синтии.
— На шестом канале бродячая цыганка, — сообщила она.
— Что?
— Так она представилась. Кочевая цыганка. Из Мехико-Сити. Похоже, ваша дочь.
Я нажал на пульте светящуюся кнопку.
— Джоан, — спросил я, — с тобой все в порядке?
— Кто тебе сказал, что это я? — спросила Джоан.
— Синтия догадалась. Все в порядке?