— Как сказал мой коллега, он, видно, не против, чтобы его поймали.
— Может быть, вы правы, — согласилась она, — а может быть, ему не давали спать чужие лавры. Он совершил одно убийство и приписал себе предыдущие.
— Какое у вас хорошее аналитическое мышление, миссис Уилкинс, — сказал Паркер и одобрительно покрутил головой. — Вы когда-нибудь служили в полиции?
— Никогда, — ответила она.
Клинг подумал, а чем она вообще занималась. У четы Уилкинс детей не было, а хозяйственные заботы в бездетной семье вряд ли занимают много времени.
— Я когда-то работала секретарем, — опередила его вопрос Дебра, — в юридической фирме, которая вела в основном уголовные дела. Там я и познакомилась с Питером. По поручению одной женщины он обсуждал у нас условия раздела имущества при разводе. Вскоре после этого ее муж ограбил банк. Мы защищали его интересы в уголовном суде и вызывали его бывшую жену для дачи показаний под присягой. Кажется, он хотел, чтобы она засвидетельствовала его алиби в день грабежа. Я не помню подробности. Во всяком случае, Питер и его компаньон... Джеффри Кольберт, — она повернулась к Клингу и пояснила:
— Вы встречались с ним здесь в прошлую субботу.
— Да, припоминаю, — сказал Клинг. — Мы с ним беседовали вчера.
— О? — удивленно произнесла Дебра.
Так, значит, этот сукин сын не позвонил ей, как обещал, подумал Паркер.
А Клинг размышлял, удобно ли заводить с ней сейчас разговор о завещании. И решил, что не стоит. Но он чувствовал, что подробное объяснение, зачем они ходили к Кольберту... а нужно ли это?
— Нам необходимо было задать ему несколько вопросов, — сказал он и тотчас же переменил тему:
— Вы нам рассказывали, как познакомились с мужем.
— Да. Он и Джеффри сопровождали ту женщину, когда она приходила давать показания под присягой. Я начала встречаться с Питером и... ну... и через некоторое время мы поженились.
— Давно это было? — спросил Клинг.
— Три года назад, — ответила она.
Ее губы снова задрожали. Видно, Клинг ошибся, она еще недостаточно овладела собой. Отчасти чтобы отвлечь ее от воспоминаний о счастливых временах, а отчасти потому, что у него никак не выходил из головы странный склад в шкафу, он сказал:
— Я пытался представить себе, как ваш муж хранил в квартире все эти банки с красками, а вы даже не подозревали об этом. Вы ведь сейчас не работаете...
— Нет, не работаю.
— Вы много гуляете? По городу, я имею в виду.
— Много, — ответила она. — Все еще знакомлюсь с городом. Я приехала сюда из Питтсбурга четыре года назад, но продолжала изучать его, когда Питер... когда он... его убили.
— Могли бы мы еще раз взглянуть на те жестянки с красками? — спросил Клинг.
— Я их выбросила, — сообщила она.
— Зачем? — удивился сыщик.
— Они... напоминали мне, что у Питера была тайная жизнь, что-то такое, о чем я и не подозревала. Мне было противно смотреть на них.
— Когда вы их выбросили?
— Вчера.
— Куда?
— Вынесла в подвал. У нас есть человек...
Она осеклась. Нельзя больше употреблять слово «мы», когда говоришь о своей семье. Муж умер. Она осталась одна.
Единственное число. Я. Но его она решила не употреблять.
— Поденщик приходит три раза в неделю. Мы оставляем...
Нельзя больше обойтись без единственного числа.
— Я выношу туда все ненужное, а он забирает.
— И что потом делает с вашим хламом?
— Часть его выбрасывает в мусоровоз, а остальное вывозит сам.
— Где он сейчас, ваш поденщик?
— Я видела его совсем недавно во дворе. Он там что-то делал.
— Не понимаю, зачем нам эти жестянки, — вмешался в разговор Паркер. — Должно быть, миссис Уилкинс уже надоело о них слушать.
— Простите, — сказала Дебра. — Я ведь не знала, что они вам понадобятся.
— Не беспокойтесь об этом, — проговорил Паркер. — Миссис Уилкинс, я оставлю вам свою визитную карточку. Если вы что-нибудь вспомните такое, что, по вашему мнению, мы должны знать... если, например, вам покажется, что почерк вам все-таки знаком... мы, кстати, оставим вам записку... это всего лишь копия... обязательно позвоните мне.
Идет? И я через минуту буду у вас, — и он заговорщически улыбнулся ей.
— Благодарю вас, — сказала Дебра и взяла карточку.
— Еще не все, — снова заговорил Клинг.
Она подняла глаза от карточки.
— Когда мы вчера виделись с мистером Кольбертом, он сказал, что ваш муж оставил завещание...
— И что?
— Вам известно об этом завещании?
— Да.
— Я знаю, что оно еще не утверждено...
— Теперь вот... после похорон я...
Ее губы снова задрожали, на глазах появились слезы.
— Я собираюсь сделать это завтра, — сказала она.
— Тогда... если завещание будет скоро оглашено, — продолжал Клинг, — не скажете ли нам, в чью пользу оно было составлено?
— В завещании указан только один наследник, — ответила Дебра. — Я являюсь единственной наследницей.
— Спасибо, — произнес Клинг.
— Свою визитную карточку я вам дал, — подмигнув, напомнил ей Паркер.
Когда они вышли в коридор, Клинг сказал:
— Пойдем поговорим с поденщиком.
— Зачем? — удивился Паркер.
— Уж слишком много она плачет.
— Господи, помилуй! Да ведь на прошлой неделе был убит ее муж!
— И она его единственная наследница, черт бы ее побрал.
Паркер уставился на него.
— И как это получилось, что она никогда прежде не видела жестянки в его кабинете?
— Она же сказала тебе, что никогда не заглядывала в его шкаф.
— И никогда не видела, чтобы он приносил их домой, а?
— Ты же слышал, она сказала, что часто гуляет по городу. О чем ты толкуешь, Берт? Уж не хочешь ли ты сказать, что это она его укокошила?
— Я высказываю предположение.
— Что, черт побери, значит — предположение?
— Ты бы поверил, что Уилкинс занимается пачкотней?
— А почему бы и нет? Многие мужики живут довольно своеобразно.
— Адвокат? Разрисовывает стены?
— Адвокаты вообще отличаются странностями, — поделился своими соображениями Паркер.
— А разве тебя не удивляет, что она не заметила тридцать две банки с красками в шкафу своего мужа, а?
