ДОМ ПЛОТИ

в потолок и задумчиво произнесла:

— Мать твою за ногу.

Зал был увешен постерами с изображениями стейков, фарша, котлет и прочей мясной продукции. Были здесь и таблицы, пояснявшие, из каких частей животного это всё делают. Что-то роде мясного ликбеза для дошкольников.

— Ты уверен, что не ошибаешься?

— Абсолютно. Именно эта скотобойня поставляла мясо оптовому магазину Томпсона и мясной лавке Макфарлейна.

— Ну тут мы, кажется, попали!

Полночь. Попав в свет прожектора, Логан остановился и зевнул. Костяную мельницу вычистили, цех убоя скота и упаковочные цеха опечатали, все старшие офицеры отправились спать. Мерзавцы…

На земле около пустой вагонетки лежали три отрубленные овечьи головы, бежевая шерсть измазана ярко-красным. Что они чувствуют, когда их убивают?

Помещение, где замораживают баранину и телятину, находилось немного в стороне — большое здание, набитое мясом в вакуумной упаковке. Полицейские торчали там уже четыре часа, промерзли до костей, и всё впустую.

— Все равно что зубы дергать. — Старший команды, работавшей в холодильнике, сложил руки лодочкой и подул на них. — В смысле, ты только взгляни… — Он показал на длинные ряды полок. В свете ламп дневного света мясо казалось темно-пурпурным. — Тут тонны этого добра, и все куски кажутся мне одинаковыми.

Оптовый магазин Томпсона, только в значительно большем масштабе…

Полицейский повернулся и кивнул в сторону доктора Фрейзера. Старый патологоанатом съежился под шотландским пледом и разглядывал очередной кусок.

— Бедняге уже за шестьдесят, ему бы сидеть на заднице, пить какао или мечтать о ванне с пеной, а не дрожать в этом проклятом холодильнике.

— Пожалуй, стоит устроить небольшой перерыв… — Логан посмотрел на часы. — Скажем, минут на двадцать? Не хочу, чтобы твои ребята загнулись от переохлаждения.

— А чего-нибудь горяченького выпить не получится?

— Специально для нас они открыли столовую, могут приготовить горячую еду, чипсы или что-нибудь еще. Это…

— Ну, не обижайтесь, но если они тут продают человечину, я ничего есть не буду.

Логан вынужден был признать, что замечание справедливо.

Вторая команда работала там, где со скота сдирали шкуры, — четыре констебля в халатах, покрытых грязно-розовыми пятнами. Они перебирали шкуры, одну за другой, чтобы убедиться, что среди них нет ничего… принадлежавшего человеку.

Логан выслушал старшего, посетовал вместе с ним по поводу вони, затем выбрался из помещения с максимальной скоростью. Знал бы он, что это был рай в сравнении с цехом по переработке белка!

Уже при входе Логана едва не вырвало: запах горелого жира сбивал с ног. Через помещение тянулись грязные трубы, они вели к трем большим печам, которым самое место в американском ужастике. Здесь работала еще одна команда. С трех центрифуг величиной с колесо трактора они выбирали кусочки не больше пальца.

Логан пробыл в цеху менее тридцати секунд, но уже начал потеть.

— Как у вас дела?

Женщина-офицер сняла маску с лица, отвела влажную прядь с мокрого лба и сказала:

— Хуже не бывает, сэр. Печи выключили часов в семь, но здесь всё еще зажариться можно. А это, — она показала на куски, — может быть чем угодно. Только взгляните! Копыта, кости, головы, кровь, жир проходят через два комплекта металлических зубов. Затем то, что от них остается, отправляют в котлы и варят до отупения. В общем, муть какая-то! — Она бросила пригоршню кусочков на большое металлическое сито. — И мы умираем от жажды.

Логан взглянул на центрифуги:

— И много у вас еще осталось?

— Начать и кончить.

— Ладно, идите выпейте по чашке чая и…

— Ох и не фига себе! — Мужчина-полицейский зажал что-то между указательным и большим пальцами, поворачивая так и эдак. Логан подошел и протянул руку. В ладонь лег золотой зуб.

Через десять минут кто-то нашел еще один зуб.

Как ни странно, находки взбодрили людей. В ближайшие двадцать минут удалось обнаружить с полдюжины серых комочков — пломбы, иногда вместе с зубами.

Кем бы ни был Мясник, он нашел идеальный способ избавляться от трупов. После костяной мельницы, центрифуги и котлов всё, что осталось твердого, измельчалось в пыль и продавалось производителям корма для домашних животных. Один Бог ведает, останки скольких жертв прошли через желудки кошечек и собак…

Тепло. Хитер перевернулась на бок и улыбнулась в темноте. Подушка под головой приятно пахла. Она завернулась в одеяло. Чистая пижама на вымытом теле — что может быть приятнее!

— Если подумать, в этом нет ничего удивительного, — сказал мистер Новичок. Он успокоился — смерть, похоже, пошла ему на пользу.

Данкан вздохнул:

— Она пытается заснуть.

— Это называется стокгольмский синдром. Она здесь уже давно, и во всем зависит от Мясника. Он дает ей еду, воду, позволяет выжить. Не говоря уже о физическом и духовном напряжении…

— Она не сумасшедшая!

Мистер Новичок рассмеялся:

— Данкан, мы мертвы, ты забыл? Мы всего лишь плоды ее воображения, и мы спорим, слетела она с катушек или нет. Думается, это вполне очевидно, разве не так?

— Я… наверное, ты прав.

Хитер почувствовала тяжесть тела, опустившегося рядом с ней.

— И не забывай про нож, — сказал Данкан.

— Ага. — Мистер Новичок сел с другой стороны; они вроде как поймали ее в ловушку под одеялом. — Теперь у тебя есть нож.

Даже с закрытыми глазами она могла видеть бледно-голубой блеск ножа, спрятанного под матрас ее новой уютной постельки. У нее есть нож — тот самый, который вылетел из ванны, когда ее опрокинул мистер Новичок. Нож был длинный и острый, и сиял как смерть.

— Ты можешь его убить.

— Он слишком большой. Его убить нельзя. Он — ТЬМА. Он был всегда.

Данкан похлопал ее по плечу:

— Не придумывай, Хитер, человек не может быть ТЬМОЙ. ТЬМА — это ТЬМА, и она действительно вечна, а Мясник всего лишь человек.

Хитер попробовала устроиться поудобнее:

— Вы не можете немного подвинуться?

— Ты счастлива?

— Данкан, перестань быть таким…

— Я и не пытаюсь. — Он отвернул одеяло с ее лица. — Я задал вопрос. Ты счастлива?

Она подумала о НЕМ, как ОН стоял в своей одежде мясника. Как тяжело дышал, отскребая залитый кровью пол…