Бабену украсть девицу, если б знал, что она — возлюбленная Сааби?!)
Так что, сам того не ведая, я совершил страшное преступление против единственного верного товарища.
Подлый туранец не просчитался: Хида досталась ему, а между мной и Сааби выросла стена, которую уже невозможно было разрушить. Конечно, мой друг не винил меня ни в чем — и сейчас он подтверждал мне это добрыми словами и спокойной улыбкой,— но при всем желании он уже не мог так доверять мне, как прежде, так любить меня и…
— Ну и напрасно! — сердито сказала Соня.— Значит, твой Сааби так ничего и не понял в этой жизни. Ну подумай, Одинокий Путник, а если б ты оказался на его месте? Неужели ты не простил бы его? Ведь он-то не был виноват!
— Оставим,— мрачно ответил Шон.— Кто поймет душу человеческую — тот уже не человек, а бог. Я не бог…
— Хорошо.— Рыжая Соня, внимательно посмотрев на Шона, снова легла на кровать и приготовилась слушать дальше.— Рассказывай, я больше не стану тебе мешать.
— А нечего рассказывать. На следующий день я ушел от Сааби. Снова бродил по странам и городам, снова встречался и расставался… Так, однажды я оказался в Туране. Знаешь, там есть такой милый городок под названием Кутхемес? Так вот через Кутхемес и лежал мой путь. На ночь — а ночи там черные, звездные и глубокие — я остановился в таверне толстого Омина. Этот Омин не дал названия своему заведению, не то я непременно запомнил бы его на всю жизнь…
Посетителей было много. Все галдели, кричали, звенели бутылями и стучали кружками — в общем, стоял ужасный шум. Я не замечал его — за время странствий я привык к такому шуму; я пил красное вино и думал о Сааби, Хиде и Бабене. Странное совпадение… Кажется, с того дня, как я ушел из дома своего друга, я ни разу не вспоминал об этих людях… И вот, вдруг обратив взгляд в сторону, я увидел очень знакомое лицо. Черные глаза горели на нем злобной насмешкой и определенно смотрели на меня. Кто это? В первый миг я не понял, но уже во второй истина открылась мне… Бабен!
Я живо отвернулся. Противоречивые чувства охватили меня. Одновременно я был зол, удивлен, расстроен и смущен. Мне хотелось схватить его за горло и задушить, и точно так же мне хотелось бежать отсюда, бежать подальше, чтобы никогда боле не встречаться с этим мерзким человеком.
Залпом выпив большую кружку вина, я бросил слуге монету и пошел наверх — там, на втором этаже, для меня была приготовлена комната. О, боги, я не знал, что делать! Вина перед Сааби мучила меня теперь еще сильнее. Преступник — вот он; он сидел в одной таверне со мной, в одном зале; он смотрел на меня с насмешкой; он… Кстати, куда он дел Хиду?
Последняя мысль заставила меня подскочить на кровати. Я решил: во что бы то ни стало я выведаю у негодяя о судьбе бедной девушки. С такой целью я схватил кинжал и…
В тот же момент в коридоре послышался громкий топот. Затем дверь моей комнаты распахнулась, и на пороге появились три здоровых туранских стражника.
За их спинами маячил Бабен. Он громко вопил: «Это он! Держите его! Он преступник! Он похитил в Шеме честную девицу!» Тут он заметил кинжал в моей руке и, побледнев, завизжал: «Он хочет убить меня! Спасите!» Ты понимаешь, Соня, я вовсе не собирался убивать его…
— И зря,— пробурчала девушка себе под нос.
— Это не в моих привычках,— с гримасой отмахнулся Шон.— Я просто хотел припугнуть подлеца, вот и все. Но туранское правосудие всегда вершилось быстро и незатейливо. Есть свидетель преступления? Очень хорошо. Есть преступник? Еще лучше. Преступника взять и посадить в темницу, а свидетеля наградить тремя золотыми монетами — обычная плата предателям… Так я оказался в темнице.
— А как ты вышел оттуда?
— Меня освободил Сааби. От какого-то бродяги он узнал, что со мной случилось, продал свое имущество, собрал деньги, приехал в Кутхемес и заплатил за меня выкуп. Правда, его самого я так и не увидел — он не захотел встретиться со мной…
— Печальная история,— широко зевнув, сказала Соня.
— Это точно,— согласился Шон.
Потом он повернулся набок, лицом к стене, и через некоторое время уже сладко спал. Сон его не был тревожен.
Глава третья
Ясным ранним утром Рыжая Соня открыла глаза. Сквозь грязное окно в комнату почти не проникал свет. Рассеянный солнечный луч скользил по полу, пропадая в глубоких трещинах. На столе покоился труп мыши.
Соня поморщилась. Эти животные всегда вызывали у нее необъяснимое отвращение, живые или мертвые — все равно. С какой стати в крошечной безмозглой головке этой твари созрел коварный план умереть именно на столе, прямо перед носом девушки, осталось загадкой. Ведь в ее родной норке сделать это было куда удобнее. А впрочем, Соня не собиралась все утро посвящать размышлениям о странных повадках мышей. Едва сдерживая стон, она вынула из ножен кинжал и самым кончиком его сбросила тушку на пол. Шон тут же проснулся.
— Ну вот,— ворчливо заметила девушка, вытирая острие о край покрывала.— Когда мне необходима твоя помощь — ты спишь. А как только я справилась с бедой сама — ты просыпаешься.
— С какой бедой? — удивился Шон, оглядываясь.
— Вон.
И Соня указала кинжалом на коричневый трупик, теперь лежащий как раз между кроватями.
— Пфа,— поежился Шон,— это мышь.
— Правда? — усмехнулась девушка.
— Терпеть их не могу. Сам не знаю почему, но при виде этих тварей меня всего охватывает дрожь. Прошу тебя, убери ее подальше…
Соня вздохнула. Вот так всегда. Мужчины так и норовят свалить на женщину самую трудную и неприятную работу.
— Наверное, в прошлой жизни ты был слезливой девицей,— сказала она, носком сапога запихивая мышь под кровать спутника.
— Нет,— возразил Шон, тут же перебираясь на Сонину кровать.— В прошлой жизни я был великим воином. Так мне говорила одна колдунья, и я ей верю.
— Великие воины не боятся мышей.
— Какая же ты сварливая,— возмутился Шон.— Мне искренне жаль твоего мужа!
— У меня нет мужа.
— Так будет.
— Не будет.
— О-о-о…— Шон схватился за голову.— Все. Молчи, воительница. Не то я просто заболею от твоих слов.
Соня рассмеялась. Хорошее настроение после шутливой перепалки с другом — что может быть чудеснее? И сразу возник резонный вопрос: с другом ли? Она знает Одинокого Путника всего лишь день, и пока ей не представилось никакой возможности проверить, каков он в деле. Да, она слыхала про него немало доброго, да только к своим двадцати годам Рыжая Соня твердо усвоила, что доверять надо только собственным ушам и собственным глазам. А вдруг при первой же опасности он сбежит, оставив ее наедине с врагами?
Улыбка слетела с прекрасных уст.
— Э, девица,— покачал головой Шон.— Я снова вижу в твоих прелестных глазках недоверие. Неужто я похож на дракона о двух хвостах?
— Я никогда не встречала драконов,— вздохнула Соня, отворачиваясь от проницательного взора Одинокого Путника.
