комиссии, однако не стала корректировать масштабы ее всеобъемлющей власти. Отчетливо понимая щекотливость темы, Отдел пропаганды ЦК КПК приказал местным СМИ воздержаться от обсуждения работы комиссий, не говоря уже о разглашении их состава. Первые более-менее серьезные репортажи о двух могущественных партийных органах, контролирующих работу банковской системы, появились в китайской прессе лишь пять лет спустя, в 2003 г., когда работа была по большей части сделана.
Может показаться странным, что партия с такой поспешностью отреагировала на одну-единственную публикацию в региональном журнале, вдобавок англоязычном. Однако начиная с того момента, когда Пекин решил реструктурировать госпредприятия и продать отдельные их части на зарубежных фондовых рынках, партия намеренно принижала свою роль в этих операциях, прятала ее от собственного народа и остального мира.
Лощеные инвест-банкиры из «Меррилл Линч» оказались в совсем другом мире, с инспекционной поездкой посетив «Шанхайскую нефтехимическую корпорацию» в 1992 г. Это предприятие, построенное на мягком насыпном грунте в заливе Ханчжоу, обеспечивало существование 40 тысяч рабочих вместе с семьями. Бытовая инфраструктура включала жилье, школы, магазины, поликлиники; выплачивались пенсионные пособия. «У них было все; не хватало разве что похоронного бюро, — сказал один из консультантов, занимавшийся вопросами биржевого размещения акций этой корпорации в 1993 г. — Имелся даже свой полицейский участок, который функционировал под юрисдикцией как МВД, так и самого предприятия». Своего рода автономная экономическая экосистема, «Шанхайский нефтехим» был традиционным госпредприятием до самого последнего болтика.
Когда Пекин решил реструктурировать компании вроде «ШНХ Корп.» — которая на тот момент была девятым по счету крупнейшим предприятием Китая, — и продать часть акций за рубежом, он столкнулся с необходимостью принять массу сложнейших, судьбоносных решений. Как быть со всеми социальными услугами, которые доселе обеспечивались этими компаниями: здравоохранением, школьным образованием, пенсионным обеспечением? Что делать с многотысячной армией лишних рабочих: просто выкинуть их за ворота или же выплачивать пособия из средств, вырученных при продаже акций за границей? Сумеют ли компании внедрить у себя жесткие требования аудита, предписанные иностранными биржами? Удовлетворят ли они тщательным проверкам, которые проводят менеджеры зарубежных инвестиционных фондов? И самый щекотливый вопрос: каким образом прикажете объяснять роль внутренних парторганизаций, которые годами заправляли делами предприятий без каких-либо пут вроде корпоративной отчетности, норм и требований, предъявляемых к системе управления?
Те самые качества, которые в 1993 г. делали «Шанхайский нефтехим» маловероятным кандидатом для мобилизации капитала на Нью-Йоркской или Гонконгской фондовых биржах, оказались идеальными для переделки госсектора, на которую нацелилось китайское руководство. Продавая часть акций предприятия за рубежом, партия по сути дела рекрутировала союзников для предстоящего слома системы. После увольнения тысяч рабочих и раскрытия финансовой отчетности «ШНХ Корп.» партия смогла бы заявить, что иностранцы тоже приложили руку к этой ситуации. Но когда речь заходила о раскрытии роли партии, которая напрямую контролировала предприятие, все, кто был связан со сделкой, замыкались в молчании. Впоследствии та же самая битва разыгрывалась много раз на протяжении многих лет с одним и тем же результатом.
«С самого начала поднимался вопрос: что нам раскрывать насчет КПК? Разве не компартия заправляет всеми делами? Над этим мы бились очень долгое время», — вспоминает один из консультантов по сделке с «Шанхайским нефтехимом». Еще один специалист выразился более откровенно: «Сейчас ситуация изменилась, но в ту пору никто не сомневался, что партия и есть кукловод, который дергает за ниточки всех событий в обществе и компании. Единственной силой была вертикаль власти, которая и принимала решения».
Рекламный проспект «Шанхайского нефтехима», разработанный с участием гонконгского отделения «Меррилл Линч» и их юридических консультантов и аудиторов, толщиной напоминал телефонную книгу доинтернетовской эры. Документ трещал по швам от обилия подробнейших сведений о производственных линиях, потребляемых ресурсах, имущественной собственности и численности работников. Риски, характерные для предприятия, находящегося во владении государства и функционирующего в обстановке, где властвуют как рыночные, так и могущественные силы, капризные бюрократы, были выложены на всеобщее обозрение. Однако, если не считать простой декларации, что парочка управленцев в совете директоров занимает партийные посты, проспект полным молчанием обошел роль единственной наиболее важной директивной силы, действующей на предприятии.
На момент биржевой регистрации кровавые пекинские события 1989 г. еще не поблекли в памяти Вашингтона. Годом ранее успешная президентская кампания Билла Клинтона обвиняла Джорджа Буша- старшего в потворстве «пекинским мясникам», так что вряд ли было уместно привлекать внимание инвесторов США к тому факту, что китайские коммунисты контролируют предприятие, пытающееся мобилизовать биржевой капитал в Нью-Йорке. Впрочем, надежда на то, что теневые партийные органы, ведущие тайную жизнь и надзирающие за госпредприятиями, вдруг решат открыто заявить о своей власти, все равно не имела опоры. «Компания отчаянно не желала этого делать, — сказал второй консультант. — Стоит только начать такую дискуссию, как ты вмиг оказываешься на скользком грунте. Крайне нежелательно документировать тот факт, что один-единственный орган отвечает за все кадровые и хозяйственные решения».
Жесткая установка на изъятие упоминаний о партии из текста документа приводила порой к комическим ситуациям. Относительная новизна биржевой регистрации китайских госпредприятий за рубежом вызвала необходимость объяснить иностранным инвесторам, как работает китайская политическая система, приведя такое описание прямо в рекламном проспекте «ШНХ Корп.». Вот так и вышло, что даже в Китае, в стране, где КПК контролировала правительство и весь госбизнес, документ обошел молчанием факт существования партии. К примеру, проспект вообще не упоминает КПК в разделе «Политический обзор», который, по идее, должен описывать политическую систему Китая. Вместо этого в текст вставлена лукавая фраза: «Согласно Конституции, высшим органом государственной власти является Всекитайское собрание народных представителей», хотя в самой Конституции, конечно же, сказано, что высшим органом политической власти является КПК, которая, в свою очередь, диктует государственную политику и кадровые решения властей и предприятий.
Китайские компании вместе со своими консультантами ссылаются на букву закона, когда их спрашивают, почему они не раскрывают роль КПК в их работе. Они заявляют, что за принятие решений по бизнес-стратегиям и кадрам отвечают советы директоров и управленцы. «Но замалчивается тот факт, что советы директоров подвержены внешнему влиянию, — говорит один из юристов, который консультировал множество китайских компаний по вопросам офшорных сделок. — Такие вещи в США не раскрываются. «Ситибанк», к примеру, не упоминает, что перед увольнением председателя правления им приходится совещаться с саудовцами». Подобные аргументы, позаимствованные из арсенала крючкотворов, стороной обходят тот факт, что саудовцы — всего лишь акционеры, которые могут завтра же распродать свои доли и покинуть «Ситибанк». А вот КПК институционализировала свое негласное присутствие в госкомпаниях, и это-то присутствие не подлежит продаже. По признанию того же адвоката, «корпоративное законодательство формально гласит, что правления [китайских госпредприятий] могут не прислушиваться к советам партии. На деле же такая ситуация невозможна».
С момента биржевой регистрации «Шанхайского нефтехима» государственные предприятия Китая сильно изменились. Множество других компаний выставили свои акции и развивают бизнес за рубежом, в коммерческой атмосфере, которая своей напряженностью превосходит любые ожидания китайских компаний даже десятилетие назад. Многие предприятия сформировали офшорные партнерства и ввели иностранных директоров в свои правления. Партийным органам пришлось отступиться от мелочного вмешательства в повседневные деловые решения, потому как хозяйственная деятельность компаний слишком сложна для микроменеджмента чисто политическими методами. При всем при этом, однако, КПК не уступила ни пяди на целом ряде фронтов. Например, не затронут партийный контроль за кадровыми назначениями, сведено к минимуму обсуждение роли партии в компаниях за рубежом. Впрочем, к моменту, когда крупные госбанки начали привлекать средства на иностранных фондовых рынках (с 2005 г. и далее), омерта,[7] окружавшая роль КПК на отечественной почве, дала трещину.
Не будет преувеличением сказать, что модернизация и последующая биржевая регистрация китайских
