спутали перестройку госсектора с приватизацией в западном стиле. Чжу Жунчзи, грубоватый и энергичный протеже Дэн Сяопина, отвечавший за экономическую политику в середине 1990-х гг. и ставший премьером в начале 1998 г., вспоминал собственный шок, каким отреагировал на вопрос Джорджа Буша-старшего: «Как продвигается программа приватизации?» Чжу возразил, что Китай занимается «реализацией государственной собственности», сиречь, переводом крупных активов из-под государственного контроля в самостоятельное управление. На это Буш толкнул его в бок, подмигнул и сказал что-то вроде: «Называйте как хотите, а мы-то знаем, что творится». Буш не единственный из западных лидеров недопонял Чжу, который в глазах внешнего мира слыл разрушителем самих основ государственной экономики. Этот образ, считавшийся на Западе комплиментом, раздражал Чжу и вдобавок вынуждал занимать оборонительную позицию дома. Еще в бытность свою мэром Шанхая он совершал поездку по США, где его превозносили как «китайского Горбачева». Та же самая фраза, но повторенная в Китае, означала бы крайне серьезное политическое обвинение. Неудивительно, что Чжу раздраженно отвечал: «Я — китайский Чжу Жунчзи, а не Горбачев».
Внутри КПК он противостоял легиону критиков, недовольных его резкими манерами и, как выразился Цзян Цзэминь, «неистощимой способностью гладить людей против шерсти», но зато никто не мог обвинить его в преступной приватизации крупных госпредприятий. При всех своих расхождениях во взглядах, высшие пекинские политразработчики были по большей части едины, когда речь заходила о необходимости консолидировать и укреплять власть партии и государства, не давая ей зачахнуть без присмотра. Предложение о прямом праве собственности партии, прозвучавшее на совещании в гостинице «Пекин», умерло, однако остался жить принцип, гласивший, что КПК и государство должны сохранить контроль над господствующими высотами экономики.
На XV партийном съезде (1997 г.) Чжу сумел одной фразой в афористичном китайском духе выразить квинтэссенцию реформы госпредприятий: «Держись за большое, отпускай маленькое». КПК и государство сохраняли контроль за крупными компаниями в стратегических отраслях: энергетика, черная металлургия, транспорт, телекоммуникации и т. п. Один из рецептов, прописанный для десятков госкомпаний, предполагал размещение их акций за рубежом, в то время как в руках государства оставалось 70–80 % акционерного капитала. Многие иностранцы ошибочно приняли продажу миноритарных долей за приватизацию. В свою очередь менее крупные, убыточные предприятия были распроданы или же переданы в управление местным органам власти, как и пророчествовали неоконсерваторы шестью годами ранее. Политика Чжу Жунчзи во многих смыслах действует и поныне, особенно когда идет речь об укреплении госсектора путем его рационализации, о повышении профессионализма управленцев и о требовании, чтобы компании сами заботились о здоровье своих финансов.
Со стороны Чжу-лаобань, или «Хозяин Чжу», как его именовали дома, выглядел всесильным. Зарубежная пресса окрестила его «экономическим царем Китая»: титул, подразумевавший неограниченную власть. О Чжу ходили легенды; рассказывают, что он бил кулаком по столу и в бешенстве орал на чиновников, которые, по его мнению, пытались пустить реформы под откос. А еще ходят слухи, будто, став вице-премьером, он заявил: «Я заготовил сто гробов. Девяносто девять для взяточников, а последний — для себя». Позднее Чжу открещивался от этой сентенции, среди прочих приводя следующий аргумент: девяноста девяти гробов никак не хватит на всех продажных чиновников. Чжу всячески давал понять, что способен за счет власти центра добиться желаемых результатов в любом уголке государства. В действительности же опора Чжу на пекинскую бюрократию была оборотной стороной его слабости за пределами столицы. «Выжить он мог лишь путем общенациональных а так, чтобы укрепить свои позиции внутри центрального правительства. Он вел себя жестко оттого, что не имел выбора, — сказал один известный пекинский ученый. — В противном случае он бы продержался очень недолго».
Чжу не мог одним взмахом волшебной палочки в Пекине добиться полного подчинения в каждом отдаленном городе и провинции страны. Оба предыдущих десятилетия экономика претерпевала децентрализацию, а вместе с этим в руки регионов переходила и финансовая власть. Кончина централизованного планирования усугубила аналогичное размежевание в финансовой системе. Крупные банки были общенациональными институтами и устоявшимися брендами, однако назначение менеджеров высшего звена в значительной степени контролировалось на провинциальном и муниципальном уровнях. Кроме того, произошла локализация регулирующего механизма посредством создания тридцати одного регионального представительства Центробанка. Вплоть до 2003 г. в Китае не имелось полностью автономного национального банковского регулятора.
Представьте на секунду, что банковская группа HBSC («Гонконг-Шанхай Банкинг Корпорейшн») в Великобритании вдруг уступила право назначать руководство региональных филиалов провинциальным политикам, которые за это могли бы еще требовать кредиты. Аналогично штаб-квартира HBSC оказалась бы бессильна реализовывать свои предписания за пределами Лондона, потому как утратила бы контроль над тем, что происходит вне столицы. Стоит распространить такой сценарий по всему громадному Китаю, и станет ясен масштаб сложностей, с которыми столкнулись Чжу и центральное правительство. Чжу знал, что без возвращения контроля над широчайшей сетью отделений пяти основных заимодавцев, играющей роль кровеносной системы национальной промышленности, на долю которой приходилось порядка 60 % всех выданных кредитов, его великий план экономического развития будет выброшен на помойку. Чжу сетовал, что вмешательство властей на всех уровнях давно превратило банки в виртуальные «банкоматы для чиновников и близких к ним бизнесменов». С этого момента, надеялся Чжу, единственный подобный банкомат будет находиться в самом Пекине.
Для гальванизации системы требовался кризис. К счастью для Чжу, он оказался под рукой в первый же год его премьерства. Азиатская финансовая катастрофа, начавшаяся в середине 1997 г., крепко ударила по китайской экономике и ее скрипучим финансовым институтам. К 1998 г. свыше половины — а если точнее, порядка 57 % — всех займов, выданных Промышленно-коммерческим банком Китая, крупнейшим кредитором страны, оказались безвозвратными. Что же касается банковской системы в целом, то среди кредитов, выданных до 2000 г, доля безнадежных долгов составила 45 %. Наследие многих лет неумелого, а зачастую и коррумпированного менеджмента государственных банков перестало быть бременем для одного лишь Минфина: сейчас это была смертельная угроза для всей экономики.
Покамест система лежала в кризисе, Чжу тихонько достал ленинскую монтировку, чтобы с ее помощью подчинить банки своей воле. Великий централизатор Чжу убедил Политбюро учредить две высшие партийные комиссии для возвращения децентрализованной экономической системы под контроль Пекина. В конце 1990-х гг. эти комиссии, в обоих случаях возглавляемые членами Политбюро, взяли на себя управление финансовой системой всей страны посредством очень простого механизма. Пекинский партийный аппарат в тандеме с Орготделом ЦК КПК отодвинул в сторону региональных «шишек», вернув центру право назначать и увольнять старшее руководство банков и госпредприятий в любой точке КНР. Региональным банковским филиалам, которые отказывались подписываться под программой Политбюро, грозило закрытие. Стратегия Чжу вызывала в памяти пусть грубоватую, но верную поговорку, бытовавшую в годы войны во Вьетнаме насчет «понуждения к миру» вьетконговских деревень силами американских военных. Одним словом, партия решила, что банковских менеджеров надо с самого начала ухватить за причинное место. Не исключено, что после этого они наконец поймут, что к чему.
На поверхности государственная регуляторная система оставалась целостной. Местные банки и региональные надзорные власти выглядели непотревоженными. Но только со стороны, потому что в недрах системы Политбюро создало настоящее параллельное пространство, «могучий, но вместе с тем почти невидимый партийный механизм контроля за финансовым руководством». Ни Чжу, ни Политбюро не озаботились приданием легитимного статуса этим всемогущим партийным комиссиям за счет проведения каких-либо законопроектов через парламент. Не было и официального сообщения об их формировании. Впрочем, тот факт, что обе комиссии не имели правового базиса, не играл никакой роли. Поддержки Политбюро и прямой угрозы увольнения провинциальных банковских руководителей оказалось более чем достаточно, чтобы встряхнуть местных чиновников и заставить их подписаться на план Пекина по обеспечению экономической базы КПК.
В мае 2001 г. гонконговское «Фар истерн экономик ревью» («Дальневосточное экономическое обозрение») указало на досадный факт, что управляющий Центробанка не вошел в финансовую комиссию ЦК. Реакция последовала незамедлительно. Публикация прямо намекала, что теневой партийный механизм полностью узурпировал функции Центробанка. Партия быстренько ввела тогдашнего управляющего в состав
