– Хотела бы я узнать вот что, – проговорила она, – может быть, облако – меньшее из зол для гумпов?
У Кеплера все еще было такое выражение лица, будто он изо всех сил пытается подружиться с Хатч. Он ухмыльнулся ее шутке. Легко сбросил улыбку, показывая, что не обиделся.
– Никто не пострадает, – сказал он. – И все у нас выйдет чудненько.
– Мистер Кепплер, если ваши люди покажутся вблизи Лукаута, мы примем меры для защиты наших прерогатив.
– Что конкретно это означает?
– Попробуйте сунуться туда, узнаете. – На самом деле она знала, что им не удастся заполучить сверхсветовик для такого путешествия, пока они не докажут одобрение или хотя бы безразличие Академии.
Комиссар считал пиар основной обязанностью. Эрик Сэмюэлс, начальник отдела по связям с общественностью, обычно проводил пресс-конференцию каждую пятницу в четыре. Около четырех Хатч услышала, как он бодро приветствовал Марию – и вот уже влетел в кабинет, оживленный и бодрый, притворился, что удивлен, увидев Хатч за столом, и пошутил, что никогда еще комиссар не выглядел лучше.
Эрик хотел, чтобы Хатч подписала пару пресс-релизов по маловажным вопросам. Ее удивило, что он не уполномочен распространять их от своего имени. На следующей неделе в Академии ожидался визит светила мировой физики, и Эрик хотел сделать из этого Событие. В библиотеке, в крыле Джорджа Хакетта, были обнаружены новые артефакты. (Эта новость вызвала у нее приступ боли. Тридцать лет назад Джордж похитил ее сердце, а затем погиб.) Дальше следовало объявление о новом программном обеспечении, установленном ради вящего удобства посетителей во всех корпусах Академии.
– Хорошо. – Она размашисто подписала документы. Ей нравилось ощущение власти. – Отлично.
– Майкл ничего не оставлял для меня? – спросил Эрик. – Знаете, о гумпах? Сегодня на меня будут наседать по поводу Лукаута. – Сэмюэлс, высокий, рослый, был бы очень хорош собой, если бы не впечатление, что у него не все дома. Правда заключалась в том, что рассеянным он не был, просто так выглядел.
– Нет, – сказала Хатч. – Майкл ничего не оставил. Но кое-что есть у меня.
– О? – Эрик как будто заподозрил, что она собирается дать ему какое-то задание. – Что это?
Хатч включила проектор, и посреди кабинета появился гумп.
– Ее зовут Тили.
– Правда?
– Да нет. На самом деле мы не знаем, как ее зовут. – Хатч сменила изображение, и они очутились на одной из улиц города с храмом. Гумпы были повсюду. За прилавками магазинов, стояли и разговаривали, ехали верхом на животных, которые были одновременно некрасивыми и привлекательными (как бульдог или носорог). Маленькие гумпы с криками гонялись за подпрыгивающим мячом.
– Чудесно, – произнес Эрик.
– Правда, милые?
– Сколько у нас такого материала?
Хатч отключила звук, вынула диск и протянула ему.
– Столько, сколько им захочется.
– Да, прессе это понравится.
«Более того, – подумала она. – Если публика отреагирует так, как я предполагаю, правительству будет очень сложно постановить, что от гумпов больше неприятностей, чем выгоды, и отказаться от их спасения».
Под конец дня Хатч забрела в лабораторию. Гарольд был в кабинете, собирался уходить.
– Есть что-нибудь новенькое о тьюках? – спросила она.
– Да, – ответил он. – У нас еще один.
– Неужели?
– Опять у Каубелл.
– И это опять не была звезда?
– Он уже зажегся, когда «Метеоролог» начал работать. А до этого мы получали не очень хорошее изображение этой зоны, так что трудно сказать. Но это тьюк. Спектрограмма не врет. Между прочим, один из старых тьюков погас.
– Неплохо.
– Тот, который погас: мы не знаем, долго ли он был активен, потому что не имеем понятия, когда он зажегся. Возможно, за пару недель до того, как включился модуль наблюдения. – Гарольд принялся стряхивать с пиджака мнимые соринки. Наконец остановился. – В этом есть что-то странное. В том, как они гаснут. Как правило, настоящая сверхновая гаснет постепенно. Она может пару раз за какой-то определенный период снова вспыхнуть. Еще немного посветить. Но эти штуки... – Он искал нужное слово. – Они просто сгорают. Гаснут и больше не дают о себе знать.
– Как будто выключили свет?
– Да. Именно так. – Он нахмурился. – Снаружи холодно?
Хатч не была на улице с утра.
– Не знаю, – призналась она.
– Есть еще кое-что. – У Гарольда был довольный, озадаченный, изумленный вид. – Облака имеют тенденцию передвигаться волнами.
– Это уже не новость, Гарольд.
– Иногда это не так, но те, за которыми мы наблюдали, обычно перемещаются именно так. И вот что интересно: мы обнаружили несколько облаков рядом с тьюками. Если предположить, что они двигались волнами, то как минимум четыре тьюка, а возможно и все возникли вдоль фронта волн.
Хатч смотрела на него, пытаясь понять, в чем тут суть.
– Вы имеете в виду, что все это атаки? Мы видим, как взрываются миры?
– Нет. – Гарольд покачал головой. – Ничего подобного. Для этого высвобождается слишком большое количество энергии. Я имею в виду только то, что сказал: где бы ни случился такой взрыв, мы почти на сто процентов уверены, что там находилось облако.
– Никаких мыслей, что же происходит?
– Ну, всегда очень полезно уметь увязывать одно с другим. Это исключает лишние варианты. – Он улыбнулся почти весело. – Вчера вечером я бродил по Джорджтаунской галерее... – Он что-то искал в карманах. Перчатки. Куда он подевал перчатки? Гарольд задумался. Он нашел их в ящике стола, наморщил лоб, недоумевая, как они туда попали, и надел. Кажется, он уже забыл о Джорджтаунской галерее.
– И?.. – напомнила Хатч.
– О чем я говорил?
– О Джорджтаунской галерее.
– А, да. У меня возникло соображение, чем могут быть Омеги.
У нее перехватило дыхание.
– Это только идея, – заметил Гарольд. Он взглянул на часы и попытался протиснуться мимо нее. – Хатч, я опаздываю на ужин. Дайте мне немного подумать, и я расскажу.
Она схватила его за руку.
– Погодите, Гарольд. Вы не можете вот так уйти. Вы действительно что-то выяснили?
– Дайте мне пару дней. Мне нужно кое-что подсчитать. Получить больше данных. Если я получу то, что ищу, я объясню вам, чем они могут быть.
Из библиотечного архива
«Итак, идите и научите все народы...» Требование Евангелия стало уже не столь ясным. Считать ли тех, кого мы называем гумпами, народом в библейском смысле? Действительно ли они, подобно нам, духовные существа? Можно ли сказать, что у них есть души?
В третий раз за последнее время мы сталкиваемся с проблемой инопланетного разума, с существами, которые, кажется, наделены нравственностью и поэтому могут считаться детьми Божьими. До настоящего
