очень мешать – ноги скользили и разъезжались, женщины, занятые в основном подносом боеприпасов и помощью раненым (хотя некоторые из них сражались на стенах наравне с мужчинами) быстро организовали специальные бригады, которые деревянными лопатами, ранее предназначенными для уборки снега, очищали настил, а затем посыпали его песком.
Сначала «сдохли» парализаторы киркхуркхов, и пятиглазые имперские десантники взялись за мечи и копья. Да так ловко, словно всю жизнь с ними обращались. Но тогда же отделение Млайна и понесло первые потери.
Это случилось как раз во время третьего прорыва на стены. Краем глаза Борисов видел, как, отмахиваясь от наседающих на него двух насекомых, киркхуркх пропустил нырок в ноги ещё одного.
Острые челюсти-жвала сомкнулись на бедре имперского десантника, он вскрикнул от боли, оступился, поскользнулся, упал и тут же на него насели те двое, от которых он до этого весьма успешно оборонялся....
Когда подоспевшие айреды и киркхуркхи всё-таки прикончили тварей, упавший десантник уже не дышал – ему перекусили горло…
Помочь в тот момент товарищу у Влада не было никакой возможности. Во-первых, тот был от него далеко – шагах в двадцати, не меньше, а во-вторых, приходилось отчаянно драться за собственную жизнь – этот третий и самый серьёзный прорыв «термитов» на забороло едва не закончился успехом – и это не давало ни единого шанса отвлечься на что-то иное.
Влад, как мог, старался беречь заряды деструктора, но они всё же кончились, и тогда он молча принял протянутый ему Свемом чей-то меч и, не раздумывая, рубанул им по первой же, сунувшейся через бруствер, морде «термита». Морда исчезла, но на её месте тут же возникла следующая, и Влад рубанул снова…
В ранней юности правша Влад Борисов много времени потратил на то, чтобы научиться одинаково хорошо владеть обеими руками – был у него такой бзик. Полностью осуществить задуманное не удалось, но определённых результатов он достиг – умел левой рукой и ложку с вилкой держать, и кое-какой инструмент (молоток, отвёртку, плоскогубцы, ножницы), и камень бросить. Писать левой или там рисовать, правда, так и не научился, но приобретённые навыки потом не раз помогали ему в жизни. Пригодились и теперь.
Меч айредов напоминал скифский акинак по форме лезвия, конусообразно сужающегося от рукояти к острию, но был чуть длиннее и перекрестие имел не в форме сердца, а вроде загнутых кверху воловьих рогов, как у более поздних мечей европейского Средневековья.
Впрочем, специалистом по мечам Влада назвать было никак нельзя. Просто однажды в молодости, еще до прихода в Стражу Внезеркалья, ему пришлось проработать лето в археологической экспедиции на юге России. Там он и почерпнул некоторые сведения о холодном оружии скифов и сарматов, а также обучился простейшим приёмам обращения с ним (надо было куда-то девать избыток молодых сил летними вечерами, не все ж на местную самогонку и девчонок тратить).
И вот теперь все эти знания и умения, вкупе с возвращенной Пирамидой молодостью и здоровьем, в прямом смысле спасали ему жизнь.
Хорошо было то, что «термиты», кроме собственных челюстей-жвал и хитинового панциря не имели никакого оружия и защиты. Обоюдоострый и прилично сбалансированный меч айредов довольно легко отрубал вражьи лапы и головы, рассекал брюхо или протыкал «термитов» насквозь. Но это, пожалуй, и служило людям единственным преимуществом. На стороне же врага была многочисленность, живучесть (даже отделённая от тела голова «термита» ещё с минуту норовила ухватиться мощными челюстями за что-нибудь живое и тёплое), полное отсутствие страха и какое-то холодное, неотвратимое упорство.
Они использовали трупы сородичей в качестве дополнительной опоры и продолжали лезть вверх.
Десяток за десятком.
Сотня за сотней.
Тысяча за тысячью.
Владу практически некогда было следить за тем, что происходит на других участках стены – свой бы удержать, но по отдельным крикам он догадывался, что дело идёт к концу. Убитых и раненых «термитов» сменяли новые, а убитых и раненых защитников детинца сменить было некому. К тому же все без исключения устали до такой степени, что у некоторых – самых слабых – оружие натурально выпадало из рук, и они без сил опускались на помост, уже равнодушные ко всему, даже к смерти.
Передышка наступила точно в тот момент, когда Влад, прикончив очередную, перебравшуюся через бруствер тварь, понял, что уже не может поднять меч ни правой, ни левой рукой. Вернее, поднять-то, наверное, ещё сможет, но вот нанести им стоящий удар – вряд ли. Силы кончились, и мышцы отказывались выполнять свою работу.
«И что теперь делать? » – мелькнула и пропала мысль. Потому что делать в следующую секунду оказалось ничего не надо.
Держа у груди двумя руками, словно ребёнка, заляпанный слизью «термитов» акинак, Влад на дрожащих ногах шагнул к брустверу и осторожно заглянул вниз.
«Термиты» отступили от стен ровно настолько, чтобы сверху на них не вылили котёл кипящей смолы или не сбросили что-нибудь тяжёлое. Они не знали, что смола, как и специально заготовленные для этих целей камни, закончилась у защитников стен ещё полчаса назад. Впрочем, как не знали и о том, что в запасе у брашенцев оставались с десяток бочек растительного масла, которое в этом смысле было ничем не хуже смолы. Не считая обычного кипятка.
Складывалось впечатление, что насекомые чего-то ждут. Сотни и сотни мёртвых, величиной с крупную собаку, тел громоздились неровными кучами под стенами, и Влад только сейчас почувствовал идущую оттуда, снизу, мертвенную кисловато-сладкую вонь.
Сотни и сотни черных, словно лакированных, неподвижных, но живых спин усеивали склоны холма, на котором высились стены детинца.
Интересно, чего они ждут, подумал Влад. Впрочем, и хрен с ними, неважно. Пусть ждут. Чего бы то ни было. Хоть конца света. Пока они не атакуют, можно перевести дух. И даже чуть-чуть отдохнуть. Мы не гордые, нам и десяти минут хватит. Хотя лучше, конечно, пятнадцать. Ну а полчаса – это и вовсе было бы подарком судьбы.
Он повернулся и медленно сел, опираясь спиной о бруствер. Ни спины, ни ног вместе с руками он почти не чувствовал.
Не было сил даже на то, чтобы оглядеться и оценить обстановку.
Влад отложил акинак, с трудом нащупал на поясе флягу, отцепил её, открутил крышку, двумя руками (одной боялся не удержать) поднёс ёмкость ко рту и сделал три крупных глотка. Словно воду пил. Хотя это был хороший выдержанный коньяк.
– Дай глоток, – попросил Свем, присаживаясь рядом. – У меня только вода.
Влад покосился на охотника. Первобытный друг был перемазан в слизи врага, чужой и своей крови с ног до головы.
– Ты уверен, что тебе это нужно? – спросил Влад и не узнал собственного голоса.
– Надо привыкать, – ухмыльнулся Свем. – Мне теперь с вами долго жить. Я так думаю.
Влад протянул ему флягу. Свем отхлебнул, перевёл дух, вытер рот тыльной стороной ладони, отдал флягу и прикрыл глаза.
– Что-то случилось, – сказал он. – Я чувствую.
– Что именно?
– Не знаю. Но нападать они пока не будут.
– А что будут?
– Ждать, – Свем подумал и добавил. – Наверное.
– Чёрт, – сказал Влад. – Извини за дурацкие вопросы. Что-то я того… устал. В голове всё путается. – Он ещё разок приложился к фляге, закурил и, наконец, огляделся.
Там и сям, по всему заборолу смертельно уставшие айреды и киркхуркхи опускались на доски настила, принимая те же самые позы, что и они со Свемом – спиной опереться на бруствер, вытянуть ноги, прикрыть глаза… Женщины-санитарки с водой, вином и бинтами переходили от одного воина к другому. Внизу, во дворе детинца, отдельно лежали на одеялах тяжело раненые и убитые. Утешало лишь то, что раненых было заметно больше.
Твою мать, как же мало нас осталось – тех, кто ещё способен держать оружие…
