нажал на колесико часов. Разбитая дверь висела на одной петле. Окно исчезло, как будто его никогда и не было. Кирби прошел внутрь дома и здесь обнаружил, что камни, пробив дверь и окно, пролетели через всю кухню и обрушились на шкаф с посудой. При одной мысли, что произошло бы с Вильмой, если бы она находилась в этот момент на кухне, ему стало не по себе. Он получил еще один урок.
Двое здоровенных молодых парней, остановленных за карточной игрой, расположились в гостиной. Горел свет. По-видимому, здесь было жарко: оба парня лоснились от пота. Один из них, более крупный экземпляр со светлыми волосами, сидел без рубашки. На шее у него висело полотенце, руки и плечи покрывала затейливая, изрядно выцветшая татуировка. Второй, дочерна загоревший в море, был пониже и пошире. Грубые лица, одинаково обрамленные бакенбардами, выражали хитрость, жадность и природную жестокость.
Загорелый держал в поднятой руке карту, готовясь бросить ее на стол. Оба только что удивленно обернулись в строну кухни. Вильма Фарнхэм находилась тут же, возле стены, установленной до потолка книгами, рядом с небольшим камином, отделанным ракушечником. Ее распущенные каштановые волосы уменьшали и без того маленькое личико, очки сидели как-то наперекосяк, блузка наполовину вылезла из юбки, а рот раскрыт от изумления. Она тоже смотрела в сторону кухни. Стакан с вином в ее руке наклонился и часть выплеснутой жидкости застыла неподвижной струйкой, не долетев до пола.
Кирби немедленно принялся за дело. Это была трудная работа, но, в некотором смысле, довольно приятная. За четверть красного часа он справился с обоими, и с загорелым, и с татуированным. По ходу дела он обнаружил, что удобнее всего обрабатывать их, когда тела висят горизонтально, в ярде от покрытого ковром пола. Правда, потребовалось напрячь все силы без остатка, чтобы переместить их в это положение. Он связал им кисти и колени веревкой, которая в красном мире вела себя, точно толстенная медная проволока, а в рот каждому затолкал полотенца. Затем обернул их простынями, похожими на фольгу, а поверх обмотал от колен до плеч бельевой веревкой. Последняя операция напоминала намотку проволоки на большую катушку. Для облегчения этого нелегкого занятия веревку приходилось захватывать не возле тела, а как можно дальше, чтобы, как вспомнил Кирби из курса физики, обеспечить для приложения силы наибольший размах плеча.
Закончив, он поспешил к машине. Бонни Ли выглядела испуганной, когда он вновь появился перед ней.
— Что за задержка, а?
— Извини. Мне нужно быстро вернуться туда, но теперь и ты можешь войти, только через заднюю дверь. Поезжай на машине и развернись.
— О'кэй.
Кирби нажал на головку часов и пошел назад к дому сквозь мертвую тишину. Вильма использовала несколько секунд, чтобы подойти поближе к двум спеленутым и связанным фигурам, и пока она их разглядывала, вино лилось на ковер. Кирби даже ощутил легкое сожаление, что упущена возможность увидеть, как эти молодчики падают рядышком на пол, один за другим. Сначала он собирался появиться прямо перед Вильмой, но, к счастью, вовремя сообразил, к чему это может привести, и вернулся к выходу, встав за ее спиной. Возвратив свет и звуки, он громко позвал:
— Вильма!
Вино пролилось ей на ноги. Она круто развернулась, сделала один неуверенный шаг и ошеломленно уставилась на Кирби. Поправив очки, она сказала:
— Долгая жисть сэру Ланшлоту!
— Ты что, напилась? — изумился Кирби.
Ухмыляясь, Вильма неверной походкой подошла к нему.
— Вонючка, наглый обманщик! Вся моя жисть — исполнение долга. И вот награда! Полиция за мной гонится. Эта девка, Бетси, добивается от меня черти чего. Но я-то, ничего я не знаю! Старик Омар совершенно помер, и нет у меня работы совсем, и все, что я у-устроила моему бедному брату — одно раз- раз-рас-стройство желудка. А ты, глупый дурак, я тебе пред-пред-претложилась, раз в жисьти набралась смелости за всю мою страшенную, нес-счастную жи-с-с-с-ть! А ты-ы-ы?
Ее нос двигался в нескольких дюймах от подбородка Кирби, она пошатывалась. За окнами послышался шум подъезжающего к дому «Санбима».
— Чего ты собираешься делать? Убежать? — Тут Вильму сильно потянуло в сторону, но на ногах она как-то удержалась.
— А я бедная невинная жертва, брошенная на милость двух матросов. И все, что они хотели — это играть в карты! Конечно, я напилась! Пер-пер-первый раз в жис-сть.
Она снова покачнулась, выпрямилась, поклонилась Кирби и заявила:
— И мне это нравится! Да! — Повернувшись, Вильма взглянула на извивающиеся по полу тела. Злосчастные тюремщики из-под простыней слабо мычали. — Что случилось с Рене и Раулем? — спросила она жалобно.
В эту минуту появилась Бонни Ли и с порога уставилась на Вильму. Та, развернувшись на звуки шагов и снова поправив очки, ответила вошедшей долгим инквизиторским взглядом.
— Кто ты, прекрас-сная незнакомка? — насмотревшись, пьяно вопросила она.
— Вот это да! — сказала Бонни Ли. — А я думала, ты похожа на школьную учительницу. Что ж, прошу прощения.
Продолжая пялиться на Бонни Ли, Вильма произнесла, старательно выговаривая слова:
— В дейс-ствительности, моя дорогая, я весьтма рас-судительная.
Бонни Ли вздохнула.
— Ты, кажется, хотел поговорить с ней, милый. Не так ли.
— Если это возможно.
— Кто в этих свертках?
— Рене и Рауль, мореплаватели.
— Похоже, что с ними все в порядке. Посмотри, нет ли здесь где-нибудь кофе, Кирби.
С этими словами Бонни Ли расправила юбку и решительно направилась к Вильме. Создавалось впечатление, что сейчас она, поплевав на ладони и закатав рукава, возьмется за какую-то работу. Так оно и произошло. Схватив Вильму в охапку и не обращая никакого внимания на возмущение и громкие негодующие протесты, Бонни Ли потащила сопротивляющуюся ношу в сторону спальни.
А Кирби отправился выполнять ее указание. Найти ему удалось лишь банку растворимого кофе неизвестной марки. Кофе оказался темным и издавал сильный терпкий запах; на этикетке не значилось никаких указаний на то, какое воздействие он оказывает — расслабляет или бодрит. Из-за стены приглушенно доносились звуки возни, возмущенные возгласы и шум льющейся воды. Кирби подошел проверить Рене и Рауля. Они лежали неподвижно, но когда он наклонился, чтобы попробовать, крепко ли держат веревки, тут же принялись извиваться и мычать. Наверно, очень тяжело, противно и неудобно — валяться вот так, спеленутыми и перекрученными веревками, с легкой жалостью подумал Кирби. Простыни уже повлажнели от пота: в домике было очень душно.
Налив в большую чашку крепкий дымящийся кофе, Кирби отнес ее в спальню, поставил чашку на столик и вышел из спальни. Бонни Ли, кажется, одерживала победу: из ванной доносился теперь только шум бегущей воды и редкие всхлипывания. Вернувшись в гостиную Кирби снова проверил узлы и от нечего делать принялся изучать стоящие на полках книги. Похоже, профессор Веллерли приобретал их беспорядочно, по всем отраслям человеческого знания, руководствуясь лишь тем, чтобы название было поскучнее, а переплет посолиднее. Проходя мимо стола, Кирби остановился, собрал разбросанные карты и раздал на троих, как будто для игры. Золотые часы заметно упростили бы игру в покер, подумалось ему. И он стал размышлять над тем, какой путь к выигрышу наиболее быстр и эффективен. Вернее всего, решил Кирби, остановить время в тот момент, когда колода уже снята и сдающий собирается сдавать. Надо забрать у сдающего карты и разложить их так, чтобы четырем игрокам достались сильные комбинации, остальным — слабые. Себе следует взять одну самую сильную комбинацию с небольшим запасом. Скажем, четыре тройки — против трех комбинаций, не требующих прикупа: флеш, фуль с тузами и стрит.[8] Положить приготовленную колоду под руку сдающего, сесть на место — и понеслась!
— Кирби, милый! — позвала Бонни Ли. Он вошел в спальню. Его прелестная подружка уже была
