— А это где?
— В Книжке–Думалке.
— Какое смешное название! Ни разу не слышал. А у нас в библиотеке такая есть?
— Нет, в библиотеке её нет. Эта книжка, в которую Бог с одного конца записывает, а с другого стирает то, что было написано. Она состоит из мыслей, а не из слов. Потому она так и называется, Книжка– Думалка.
— А–а, понятно! Значит, вы взяли эту сказку из собственной головы?
— Может быть. Но как она туда попала?
— Ну, этого я не знаю. Этого никто не знает.
— Этого не знают те, кто ни разу не подымается выше своей головы, кто никогда не закрывает свою Книжку–Думалку, чтобы покрепче встать на неё ногами. Но если на неё встать, Думалка превращается в огромную гору и подымает нас над миром. Вот тогда–то и можно разглядеть, откуда берутся сказки и как они попадают к нам в головы… Кстати, тебя не ждут на конюшне? Ты не собирался сегодня на прогулку верхом?
— Нет, никто меня не ждёт. Меня ведь не заставляют кататься, так что я могу поехать, а могу и нет, как захочется.
— Ну что ж, надеюсь, теперь мы оба будем заниматься тем, что нам нравится и хочется делать. Так, глядишь, вместо одной радости у каждого из нас будет целых две. Конечно, если мы с тобой станем настоящими друзьями.
— Мы станем! Непременно, станем!
— И как же мы станем друзьями? Ведь ты ещё маленький, а я уже взрослый.
— А я буду хорошо себя вести.
— Мы оба должны хорошо себя вести. По–другому нельзя. Если только один из нас будет хорошим, настоящей дружбы не выйдет. Тут дело не только в тебе, но и во мне, а иначе мы так и не поймём друг друга.
— Какой вы добрый, мистер Грант! — воскликнул Дейви. — Вы со мной разговариваете, как с равным, как будто я уже совсем взрослый!
— Но нам с тобой не нужно забывать, что я большой, а ты маленький, и потому у нас ничего не получится, если маленький не станет делать того, что говорит ему большой! Только так всё встанет на свои места.
— Ну, это и так понятно! — ответил Дейви, словно на этот счёт вообще не могло быть двух мнений.
Глава 15
Конь и всадник
В первые два дня Донал ни разу не видел других членов семьи кроме своего ученика. Однако на третий день после коротких утренних занятий (Донал никогда не позволял Дейви уставать за уроками) они пошли прогуляться до конюшни и встретили там лорда Форга, который как раз собирался на прогулку. К нему подвели великолепного чистокровного коня, нервного, чувствительного и горячего. Не успел его хозяин вскочить в седло, как конь попятился и встал на дыбы. Тогда Форг ударил его хлыстом, и конь совсем обезумел. Он начал кидаться из стороны в сторону, брыкаться и кружиться на месте. Молодой лорд был хорошим наездником в том смысле, что вполне сносно держался в седле, однако о лошадях он почти ничего не знал. Для него это были безмозглые существа, которых нужно подчинить своей воле и покрепче держать в узде, а не друзья, с которыми можно жить душа в душу, во взаимном согласии. Он ещё не понял, что плохо управлять — это ещё хуже, чем плохо повиноваться. Плохой царь всегда хуже самого плохого из своих подданных. Лорд Форг уже занёс руку для второго удара, жестокого, бесполезного и опасного, но тут к нему стремительно подлетел Донал.
— Не надо, ваша светлость! — крикнул он. — Вы только ещё больше его распалите!
К сожалению, самая худшая сторона натуры Форга была в нём сильнее всех остальных, и в минуты ярости все семейные пороки, собранные в нём, сразу же вылезали наружу. Он посмотрел на Донала сверху вниз, и только презрение удержало его от того, чтобы выплеснуть своё негодование.
— Подите прочь, — прошипел он, — а то вам же хуже будет. И вообще, что вы знаете о лошадях?
— Достаточно, чтобы видеть, как вы несправедливы к своему коню! Я не позволю вам хлестать это несчастное животное. Да вы только посмотрите на его уздечку!
— Придержите язык и убирайтесь, а не то…
— Вы меня не испугаете, сэр. Я не робкого десятка, — твёрдо произнёс Донал, съезжая на свой родной выговор. Ещё долгие годы в минуты возбуждения его английский трусливо поджимал хвост и убегал, предоставляя более привычному шотландскому принимать удар на себя.
Форг опять яростно размахнулся, и на плечи и спину Донала обрушился страшный жгучий удар. Горячая кровь истого шотландского горца жаркой волной прилила к его голове, и не будь его внутренний человек так послушен Богу и неподвластен дьяволу, дело кончилось бы весьма нерадостно. Но, стиснув зубы, Донал всё–таки сдержался, так что Господь человеков и на этот раз остался в нём Господом.
— Милорд, — произнёс Донал после нескольких секунд грозового молчания, — во мне достанет неблагочестия, чтобы задушить вас так же немилосердно, как вы сейчас расправляетесь с этим измученным конём. Но я не стану бросать беднягу в беде, чтобы затеять с вами ссору. Это было бы трусостью. — Тут он потрепал коня по холке и, окончательно взяв себя в руки, снова заговорил по–английски. — Говорю вам, ваша светлость, уздечка прилажена слишком туго. Животное себя не помнит от боли. Вы даже представить себе не можете, какое это мучение, иначе сжалились бы над ним!
— Отпустите коня, — процедил сквозь зубы Форг. — Или мне придётся вас заставить!
Он опять поднял хлыст, вне себя от злости ещё и из–за того, что рядом стоял конюх и с открытым ртом внимал всему происходящему.
— Я предупреждаю вашу светлость, — сказал Донал. — Вы уже ударили меня, теперь моя очередь. Если вы ещё раз хлестнёте животное, пока ему не ослабят уздечку, я выбью вас из седла.
Вместо ответа Форг ударил коня промеж ушей, но в ту же секунду очутился на земле. Донал схватил его за ногу и сдёрнул вниз. Молодой граф был не настолько опытным наездником, чтобы при падении удержать в руках поводья. Донал тут же подхватил их и отвёл испуганное животное в сторонку, оставив поверженного ездока подниматься на ноги. Конь, покрытый крупным потом, дрожал и то и дело вскидывался. Доналу стоило немалых усилий отцепить уздечку. Она вся перекрутилась (молодой граф надевал её собственноручно), и при малейшем натяжении поводьев её острые края пребольно впивались в тонкую кожу. Донал ещё не успел приладить её заново, как Форг неистово налетел на него и ещё раз ударил хлыстом. От свиста плётки конь перепугался пуще прежнего, и Донал еле–еле удержал его на месте.
Через какое–то время, благодаря ласковым уговорам и умелой руке своего защитника, конь успокоился. Оглянувшись, Донал увидел, что Форг исчез.
Отведя коня в конюшню, он начал снимать с него седло и только тут заметил, что рядом стоит Дейви. Задыхаясь от безмолвной ярости, мальчуган сжимал и разжимал кулаки, изо всех сил топая каблуком об землю. Лицо его побелело, глаза негодующе сверкали.
— Дейви, малыш, ты что? — мягко спросил Донал, и Дейви, поперхнувшись, обрёл дар речи.
— Сейчас я пойду и нажалуюсь отцу! — выпалил он.
— И на кого же из нас ты собираешься жаловаться? — улыбаясь, спросил Донал.
— Конечно, на Перси! — почти что выкрикнул Дейви. — Вы хороший человек, мистер Грант, а он плохой. Вот отец ему покажет! Он, правда, не часто нас наказывает, но если уж взялся, то держись! Да как он смел ударить вас хлыстом?! Я прямо сейчас пойду к отцу, хоть он и болен. Мне всё равно!
— Нет, Дейви, не пойдёшь. Послушай, что я тебе скажу. Некоторые считают, что позорно быть избитым. А я считаю, что позорно поднимать на другого руку. Теперь благодаря этому удару у меня есть преимущество перед твоим братом, и я собираюсь им воспользоваться — для его же блага. Ты же не думаешь, что я его испугался?
— Нет, нет! Тут любой бы увидел, что вы ничуточки его не боитесь. Я бы на вашем месте дал ему сдачи,
